— Какое счастье ждет меня дома? Вернуться только для того, чтобы страдать? Ни отца, ни матери, ни друга...
— А муж? — воскликнула Шундори. — Разве не ему должна посвятить свою жизнь женщина?
— Ты все знаешь... — начала Шойболини, но Шундори не дала ей договорить:
— Да, я знаю только, что в мире нет грешницы, подобной тебе. Ты не ценишь любовь такого мужчины, каких мало на свете. Он умеет любить женщину. Это не то что мальчишка, который любит свою куклу. Бог создал его настоящим человеком, а не паяцем, украшенным мишурой. Твой муж предан вере, он ученый, а ты — грешница. Разве способна ты оценить его? Ты хуже слепой, если не можешь понять, что муж любит тебя так, как редко любят женщину. Наверное, счастье быть любимой таким человеком дано тебе за добродетели в прошлой жизни! Но сейчас не время говорить об этом. Даже если бы теперь он перестал любить тебя, ты должна быть счастлива хотя бы тем, что сможешь посвятить ему всю оставшуюся жизнь. Иди же, не медли, иначе я рассержусь.
— Знаешь, Шундори, я уже не раз думала, что, если бы мне удалось найти родственников моих родителей, я бы ушла жить к ним. Думала я и о том, чтобы уехать в Бенарес, и там побираться или броситься в реку. Сейчас я плыву в Мунгер, посмотрю, что это за место, подают ли там милостыню. Если придется умереть, умру. Ведь жить или умереть — решать мне. Сейчас у меня нет другого выхода, кроме смерти. Но умру я или буду жить, клянусь тебе, что домой я больше не вернусь. Напрасно ты так беспокоишься обо мне. Я все равно не вернусь. Считай, что я умерла. Я обязательно умру. А теперь иди!
Шундори ничего не ответила. Она встала и, едва сдерживая слезы, произнесла:
— Надеюсь, ты скоро умрешь. Всей душой молю бога, чтобы у тебя хватило мужества на это. Я хочу, чтобы ты умерла раньше, чем достигнешь Мунгера. Пусть будет ураган, пусть будет шторм, пусть потонет лодка — ты должна умереть раньше, чем увидишь Мунгер!
С этими словами Шундори сошла с лодки, бросила в воду свою корзинку и вернулась к мужу.
Возвращение Чондрошекхора
Растолковав предсказания будущего, Чондрошекхор сказал чиновнику наваба:
— Передай навабу, что я не смогу ничего предсказать.
— Почему, господин? — удивился чиновник.
— Не все можно предвидеть, — ответил Чондрошекхор. — Если бы это было возможно, человек стал бы всеведущим. Да к тому же я не очень искусен в астрологии.
— Может, и так. А может, благоразумный человек просто не хочет сообщить того, что будет неприятно навабу. Но как бы то ни было, я передам ваши слова.
Чондрошекхор попрощался. Чиновник не осмелился предложить ему деньги на дорожные расходы. Чондрошекхор — ученый брахман, не бродячий предсказатель, милостыни и подношений он не принимает.
Когда Чондрошекхор вернулся в родную деревню и еще издали увидел свой дом, сердце его сразу же наполнилось радостью. Чондрошекхор был философом — он во всем искал истину.
«Почему при возвращении с чужбины, — подумал он, — один только вид родных мест пробуждает в сердце радость? Разве в эти дни я был лишен пищи и крова? Отчего я стану счастливее, когда вернусь домой? Несомненно, на склоне лет и я оказался в плену человеческих слабостей. Здесь меня ждет любимая жена. Не в этом ли причина моей радости? Все в этом мире создано Брахмой[85]. Но почему же все-таки одних мы любим, а других — презираем? Все ведь созданы единым богом. Почему же у меня нет желания даже взглянуть на носильщика, идущего за мной, и почему я так страстно хочу видеть лицо женщины, прекрасной, как лотос? Я уважаю заповеди бога, но совершенно запутался в сетях очарования. И мне совсем не хочется рвать эти сети — если я буду жить вечно, я хочу вечно быть во власти этих чар. Когда же наконец я снова увижу свою Шойболини?»
Вдруг в сердце Чондрошекхора проник страх: «Что, если, вернувшись домой, я не увижу Шойболини? Но почему же не увижу? А вдруг она заболела? Но все болеют, а потом и выздоравливают, — размышлял он. — Однако почему мне так тяжело даже думать о ее болезни? А вдруг это какая-нибудь тяжелая болезнь? — И Чондрошекхор пошел быстрее. — Если Шойболини больна, бог пошлет ей исцеление: я буду молить его об этом. Но вдруг она не поправится? — Его глаза наполнились слезами. — Вдруг бог лишит меня того сокровища, которым наградил на склоне лет?! Конечно, все может быть! Разве я так почитаю бога, что он должен наделять меня только радостью? Может быть, меня ждет страшное несчастье. Вдруг я увижу, что Шойболини нет дома? Или мне скажут, что она умерла от тяжелой болезни? Ведь я просто не переживу этого!» Весь во власти предчувствий, Чондрошекхор пошел еще быстрее. Проходя по деревне, он заметил, что соседи как-то странно смотрят на него. Он не мог понять, в чем дело. Мальчишки посмеивались, старики отворачивались, кое-кто шел за ним следом. Все это очень удивило и встревожило Чондрошекхора. Стараясь не обращать ни на кого внимания, он бросился к своему дому.
Дверь оказалась закрытой. Чондрошекхор постучал, и ему отворил слуга. Увидев хозяина, слуга заплакал.
— Что случилось? — спросил Чондрошекхор.
Но тот ничего не ответил и продолжал молча плакать.
Чондрошекхор мысленно обратился к богу. Он оглянулся и увидел, что двор не подметен, в молельне всюду пыль. Кругом валялись потухшие факелы, сломанные ставни. Чондрошекхор вошел на женскую половину дома. Двери всех комнат были заперты. Служанка вышла ему навстречу и тоже, ничего не объясняя, зарыдала.
Тогда Чондрошекхор встал посреди двора и громко позвал.
— Шойболини!
Никто не ответил. В голосе Чондрошекхора было столько отчаяния и тоски, что даже служанка перестала рыдать и стояла молча, словно окаменев.
Чондрошекхор позвал жену еще раз. Но ему ответило только эхо. А в это время красочно убранная лодка увозила Шойболини все дальше и дальше, и легкий ветерок развевал английский флаг, укрепленный на ее носу. Гребцы пели песню.
Наконец Чондрошекхору все рассказали. Тогда он отнес шалграм, хранимый с такой любовью, в дом Шундори. Потом позвал соседей-бедняков и раздал им посуду, одежду и остальную утварь. Когда наступил вечер, Чондрошекхор собрал все свои книги: и уже прочитанные, и те, что еще предстояло прочесть, книги, которые были ему дороги, как сама жизнь. Беря по одной, он аккуратно складывал их в кучу посреди двора. Иногда он приоткрывал какую-нибудь из них, но не мог прочесть ни строчки. Собрав все книги, он поджег их.
Огонь разгорался все сильнее и сильнее, и вскоре пламя поглотило собранные с трудом и любовью сочинения великих. Теперь они быстро превращались в пепел.
