Он нежно рассмеялся.
— О нет, любимая! — прошептал он. — Это работа не для королевы! Мне придется побыть вашей горничной!
Он терпеливо вызволил меня из тугой шнуровки, снял корсаж, робу, рукава с буфами. пока я не осталась перед ним в одной сорочке, словно служанка.
Он умело отыскал шпильки в моей прическе, волосы рассыпались по плечам.
— Моя любовь — моя королева, моя владычица!
Он мягко потянул меня на подушки. Теперь его руки скользили по моей груди, лишь тонкая льняная сорочка отделяла его пальцы от моей кожи. Я сгорала от вожделения, мои соски заострились от его ласк, его поцелуев. Он развязал ленту у меня на шее, потянул сорочку вниз, так что я вся оказалась у него на виду.
— О-о-о… — Дыхание с хрипом вырывалось из его горла. — Смотрите, мадам, смотрите…
Я всегда переживала, что у меня маленькие груди, завидовала пышнотелым грудастым теткам вроде Эми и Леттис. Но сейчас, видя Робинов восторг… Медленно, медленно ласкал он мои груди, так что я уже дрожала, задыхалась, рыдала, но не от горя, не от горя…
Внезапно меня охватил страх, я заметалась в его объятиях, застонала…
— Ш-ш-ш, милая, смотри — я разденусь первым, это совсем не страшно.
Он стянул чулки. Его тело сияло, как мраморное, от его красоты у меня перехватило дыхание.
О, мужская краса, жаркая, напряженная, сильная…
Одну за другой он снял с меня нижние юбки и сорочку, так что мы оказались на клумбе из благоуханного льна и кружева. Он гладил мое тело, отзывавшееся на его ласку, трепещущее от желания. Закрыв глаза, я чувствовала, как его руки, его губы скользят по моему животу, замирают в треугольничке золотистых волос…
Я задыхалась на вершине неведомого прежде блаженства — я и не знала, что такое бывает, откуда оно берется…
И вот его тело, его мужское тело, длинное, гладкое, мускулистое…
Он раздвинул мне ноги и вошел в меня бесконечно нежно, шепча:
— Моя королева, моя жена.
Один раз я вскрикнула от острой боли.
И сразу словно судорога свела меня, в глазах потемнело, я была как в облаке — невыразимом, невообразимом.
Любовь в облаке…
Я лежала умиротворенная, окутанная белой дымкой блаженства.
— Любовь моя?
Его глаза так близко от моих — словно синие озера блаженства, родники неисчерпаемой радости. Я поняла — он тоже умиротворен.
Жребий брошен.
Я — его женщина, так было всегда, теперь так будет вечно.
И вот-вот стану его женой.
Мы медленно подобрали одежду, ласково помогли друг другу одеться, словно сельские супруги, а не господин и госпожа, в жизни не застегнувшие собственной пуговицы. Наконец мы были одеты. Застегивая на нем воротник, я со вздохом поцеловала его в шею, а он в ответ — поцеловал меня, защелкивая замок жемчужных подвесок.
— Последнее объятие до свадьбы?
Он обхватил меня руками.
Поцелуй был долог, словно вечность…
Как же долго предстояло этому поцелую утешать меня и поддерживать…
— Королева! Где королева?
Кричали в большой зале, сразу же поднялся гвалт, слышались испуганные и раздраженные возгласы.
Я остолбенела от ужаса.
— Господи, что стряслось? Опасность? Государство в опасности?
Робин покачал головой и повлек меня к часовне.
— Не знаю и не хочу знать, идемте, миледи, идемте!
Но я не двигалась, только озиралась, как загнанная лань. По одну руку от меня был парадный зал, где я — королева и ко мне взывают подданные, по другую — маленькая часовня, где я через три минуты стану Робиновой женой.
Шум за дверью все нарастал:
— Королева! Королева! Королева!!!
— Госпожа… Елизавета! Заклинаю вас, идемте…
Он с молчаливой мукой простирал ко мне ладонь. Я стояла недвижно. Он зарыдал. Но в моем помертвевшем сердце не сыскалось и слезинки. С сухими глазами я шагнула к двери и распахнула ее настежь.
— Кто здесь? Что стряслось?
Хаттон вбежал в комнату, упал к моим ногам.
— Ваше Величество! Донесение о заговоре против вашей жизни! Герцог Норфолк заодно с Марией Шотландской и ваши графы подняли на севере мятеж!
Зачем я послала Норфолка в Шотландию?
Вопрос, который я задавала себе всю оставшуюся жизнь. Хотя спрашивать следовало: Зачем он меня предал?
Первый из моих пэров, единственный в Англии великий герцог, граф-маршал, могущественнейший вельможа страны — как этот дурак не видел, что интересы у нас общие, что его власть опирается на мою? Он же был мой кровный родич, Говард, его дед и моя бабка были братом и сестрой, более того, в его черных жилах текла кровь святого короля, Эдуарда I, прозванного Исповедником, — он что, об этом не думал?
А я-то хотела ему помочь! Думала, поездка в Шотландию в качестве вице-короля, переговоры с лэрдами о важнейших делах королевства прогонят упорную меланхолию, овладевшую им после смерти жены и ребенка — того ребенка, что стоил ей жизни.
Надо было быть умней, надо было опасаться северных графов.
Его покойница жена была северянка, Анна Дейкрс, из рода Уэстерморлендов. Одна его сестра замужем за графом Уэстерморлендом, другая — за лордом Скропом Карлайлем, который принял у себя Марию, едва та пересекла границу… Ах, они все сплелись, словно змеиный клубок!
Ужели и я, как и «русалка» Мария, ни рыба ни мясо, одно сплошное распутство, женщина, которую поэты и живописцы превратили в этакий вечный символ, — ужели и я ослепла от страсти?
Не рассуждала, но влеклась любовью?..
Пусть так, больше это не повторится.
Потому что тогда я потеряла Робина.
Пожертвовала любовью ради Англии — не Робинова невеста, но английская королева.
Когда пришло время выбирать, я выбрала ее, не его.
И мы оба знали: прошлого не воротишь.
Дрожа, я уставилась на Хаттона:
— Выкладывайте.
Он запинался от страха:
— Сообщили… сообщили о заговоре… что герцог собирает на севере армию… что он объединился со всеми тамошними графами, тайными папистами, чтобы освободить королеву Шотландскую, посадить ее на ваш трон и жениться на ней!
Я стиснула трясущиеся руки.
— Послать за герцогом, пусть ответит за это!
— Мадам, уже послали.
Это сказал Сесил. Он стоял в окружении своих молодых помощников, бледный, как никогда, губы — серая черта.
— Прежде чем выехать к вам из Лондона, я вашим именем приказал ему явиться. Он ответил, что не может приехать, потому что болен, приедет погодя.
— Однако болезнь не помешала ему немедленно отправиться в Кеннингхолл, откуда он сможет взбунтовать весь Норфолк, — в Кеннигхолл, свою наследственную вотчину, где у него десять тысяч человек, шестьсот квадратных миль земли и откуда он получает больше годового дохода, чем Ваше Величество со всего Уэльса!
