— Что вы здесь делаете? — спросила она, предприняв героическую попытку найти компромисс.
— Жду свой завтрак. И вас.
Она с испугом отметила, как затрепетало ее сердце. Остро ощущая на себе его внимательный взгляд (она не сомневалась, что мысленно он раздевает ее), Алекс скрестила руки под грудью и попыталась, скрыв свое смятение, перебороть внезапно возникшее у нее желание выбежать из комнаты. Сегодня на ней было подаренное им бледно-синее муслиновое платье. Пуговицы к рабочему платью придется пришить заново — если только она, конечно, разыщет их. При мысли о необходимости возвратиться для этого в амбар она тяжело вздохнула.
— А где мистер Малдун? — спросила она с заметной дрожью в голосе.
— Он ушел.
Джонатан медленно поднялся со стула. Затопивший комнату солнечный свет позолотил его темные волосы. Алекс замерла на месте и в растерянности опустила руки. Ее глаза, не подчиняясь ей, бросали взгляды на его мужественное, налитое мускулами тело, а потом опять на лицо. Ее опасения усилились, когда она заметила, что он улыбается. Улыбка его показалась ей какой-то двусмысленной, чуть ли не хищной, и вмиг перечеркнула ее робкие надежды на то, что он изменил свои намерения. Судя по выражению его глаз, дневной свет ничуть его не отрезвил.
— Я… я позабочусь о вашем завтраке. — Она поспешно направилась к двери на кухню, но он преградил ей путь.
— Александра! — он произнес ее имя так, будто уже в нем заключалась ласка.
Ее сердце тут же учащенно забилось, а во взгляде отразилось смущение, когда их глаза встретились. Хотя Джонатан и не прикоснулся к ней, она вздрогнула, как от ожога.
— Простите, капитан Хэзэрд, но мне пора приниматься за дела.
— Вчера ночью вы называли меня «Джонатан», — Отбросив в сторону недомолвки, напомнил он ей.
— Я хотела бы, чтобы мы оба забыли об этом… об этом прискорбном эпизоде. — Она покраснела еще больше и опустила глаза. — Воспоминания о нем крайне унизительны для меня, и я уверена, что ваш намек был продиктован не чем иным, как…
— Это был не намек, — спокойно возразил он.
Джонатан страстно желал прижать ее к себе, вновь ощутить ее опьяняющую сладость. Но он боялся, что не сможет ограничиться одним-единственным поцелуем. Особенно после событий прошлой ночи. Это было наваждение, но он ничего не мог с собой поделать. Остаток ночи он пролежал в своей постели, чувствуя, что тело его сжигает пламя неукротимого желания, и помня о проклятом долге чести, требующем от него не уступать своему низменному побуждению овладеть ею до свадьбы. Теперь он отлично понимал, что все дело было в том, что эта маленькая мегера полностью завладела его сердцем. «Итак, — с ироничной усмешкой сказал он себе, — мне придется вопреки своему обыкновению вести себя как подобает истинному джентльмену».
Но долго это продолжаться не будет.
— Что бы это ни было, — сказала Алекс, — было бы лучше всего, если бы я покинула плантацию.
— Никогда. — Теперь его взгляд отнюдь не свидетельствовал о сколько-нибудь шутливом настроении, и его лицо заметно посуровело.
— Вы сказали, что могли бы подписать бумаги о передаче меня в услужение кому-либо другому, — волнуясь, сказала она. — В таком случае сделайте это. Или разрешите мне уехать в Сидней.
— Я полагал, что мы все уладили.
— Мы ничего не уладили. — Она раздраженно повернулась к Джонатану спиной. — Больше я не могу здесь оставаться. Да поможет мне Бог, но я вынуждена признать, что физическое влечение между нами слишком велико, чтобы его можно было игнорировать. Я сознаю, что духовно я позорно слаба. Но я не намереваюсь выходить за вас замуж! Даже если ваше предложение было искренним, я не могу принять его. Мы с вами чужие, и мое место вовсе не здесь.
— Ваше место там, где нахожусь я, — заявил Джонатан, жадно оглядывая ее. Его зеленые глаза потемнели.
— Нет, это не так, — с излишней поспешностью возразила она. Ее горло болезненно сжалось, а в сердце точно вонзилась острая игла. — Я — леди Александра Синклер. Мое место в Англии, а не в Австралии. — Она вновь повернулась к нему лицом, набравшись решимости. — Кроме того, между нами нет ничего такого, на чем можно было бы построить брак.
— Неужели нет? — спросил он низким вибрирующим голосом.
— Нет! — бросила она ему в ответ, при этом голос ее опасно повысился. — Это неправда, будто какое-то чувство влечет вас ко мне.
— Ну а если бы это было правдой, это что-нибудь изменило бы?
— Что? — спросила она, с трудом дыша.
— Что-нибудь изменилось бы, если бы я сказал, что люблю вас?
— Но почему я… Как это может быть? — Она нахмурилась и покачала головой. — Я бы не поверила вам! Как вы могли бы любить меня и одновременно подчинять своей воле?
— Думайте что хотите, — заявил он ей торжественно, — но учтите, что моя цель — обладать вами.
— Вы не можете жениться на женщине только потому, что хотите иметь ее в своей постели. — Она порывисто приблизилась к нему вплотную, не отдавая себе отчета в том, что в результате представила его взору свои созревшие соблазнительные груди. — Кроме страсти, должно быть истинное уважение. Возможно, в Америке браки заключают легче, подчиняясь капризу, но в Англии узы супружества священны.
— Однако нас объединяет безграничная страсть.
— Черт побери! Вы что, не слушаете, что я говорю?
— Нет, я слушаю. Но мы не в Америке и не в Англии. — Это единственное, что он нашелся сказать, дабы удержаться от желания избить ее. — В силу необходимости в Австралии сложились свои собственные правила.
— И что это должно значить?
— Только то, что в будущую субботу мы будем обвенчаны.
Явно считая спор законченным, он нахлобучил шляпу и медленно пошел на кухню.
Потрясенная и все еще не верящая его словам Алекс уставилась ему вслед. Она подошла к стулу, с которого он только что поднялся, уселась на него и приложила руку к груди, где так бешено стучало сердце.
Суббота. Господи, до нее осталось только два дня! Что же ей делать?
«Всегда остается возможность еще одной попытки побега», — думала она с нарастающим отчаянием. Она могла бы снова попытаться удрать верхом. Она могла бы даже направиться не в Сидней, а в Параматту и обратиться там к кому-нибудь с мольбой о помощи. Но, по правде говоря, она мало сомневалась в том, что Джонатан Хэзэрд не найдет ее.
Не в силах усидеть на месте, Алекс вскочила со стула и начала в смятенных чувствах ходить взад и вперед около стола. Казалось, единственное, что ей теперь остается, — это попытаться возвать к его здравому смыслу, убедить, что их брак обернется ужасной ошибкой. Маловероятно, что кто-нибудь из обитателей плантации возьмется отговорить его от поставленной им цели. Даже Тилли, которая стала близкой подругой Алекс, не осмелится вмешаться в эту историю. И хотя Финн Малдун по отношению к Алекс — сама доброта, было трудно представить его дающим советы своему хозяину по такому личному вопросу. «Нет, — решила она, прерывисто дыша, — я не могу полагаться ни на кого, кроме себя».
