Герцогиня замерла в напряжении:
— И?
— От вас воняет, как от задницы той кобылы.
Триумф Шоны длился недолго.
Последнее слово осталось за герцогиней, хотя Шоны не было рядом, чтобы его услышать. Утром следующего дня дела заставили Шону выехать в поле, хотя ее не оставляла мысль о том, какую подлость могла планировать герцогиня касательно будущего Коналла.
Поднявшись на холм в южной части поместья, Шона вздохнула полной грудью. Насколько она помнила, два арендатора вели непрекращающийся спор относительно незаконного вторжения одного на территорию другого. Потратив несколько часов на выслушивание взаимных обвинений Грейди и Маккая, переживание старых страстей и споры о дюймах, Коналл решил возвести за свой счет каменную изгородь и отделить один участок земли от другого. Теперь Шоне надлежало проследить, чтобы его решение было исполнено.
Но пока она наблюдала, как наемный рабочий роет канаву под фундамент изгороди, мысли перенесли ее назад в библиотеку. Утром за завтраком Коналл обещал леди Вайолет показать в своей библиотеке какой‑то редкий том. Зная, что леди Вайолет не заинтересована в браке с Коналлом, Шона все же испытала укол ревности. Шоне этой книги он никогда не показывал.
Теперь она видела перед собой ясную картину, как будто все происходило у нее на глазах. Коналл ведет леди Вайолет в библиотеку, согретую утренним солнцем. Герцогиня следует за ними, но, желая укрепить их взаимное влечение, под благовидным предлогом незаметно удаляется из комнаты. Коналл поднимается по стремянке, чтобы достать пыльный фолиант с верхней полки, предоставляя леди Вайолет возможность оценить длину его ног в ботфортах, тонус мышц его бедер и крепких ягодиц.
Затем Коналл спускается вниз со старинной книгой о любви и соблазнении, и вместе они рассматривают иллюстрированные страницы. Из аккуратной прически Вайолет выбивается своевольная прядь и падает ей на лицо. Желая убрать ее, Коналл прикасается к леди Вайолет. Его прикосновение разжигает в ней желание, и она придвигается к нему. Ее рука ложится ему на грудь, когда он опускает голову, чтобы поцеловать ее в губы.
— Это мое!
Крик вернул ее к действительности. Шона подняла голову. Маккай кричал на землекопа, роющего траншею.
Грейди, сидевший до этого на стволе поваленного дерева на своей территории, вскочил с места, указывая пальцем на валун.
— Не слушай его! Хозяин уже согласился, что это становится частью моей собственности.
— Черта с два! Этот валун сотни лет был вехой на моей земле. На нем даже высечено мое имя. Видишь? «Маккай».
— Ха! Ты вчера его тут оставил.
— Какого черта вы опять начали? — приблизилась к ним Шона.
Маккай указал на Грейди:
— Ты только посмотри на этого хитреца. Ждет не дождется, когда господин уйдет, чтобы оттяпать себе чужое.
Грейди пригрозил соседу старческим кулаком:
— Это ты стараешься смошенничать! Хозяин сказал, что этот склон принадлежит мне, а мост через ручей — твой.
— Я не могу пасти скот на паршивом мосту. Мне нужна земля, и я ее получу!
Шона подбоченилась:
— Заткни свою коробочку, Маккай! И ты тоже Грейди. Мне обрыдли ваши препирательства. Вы как дети, дерущиеся из‑за игрушки.
— Игрушки? — воскликнул Маккай. — Валун на протяжении веков обозначал границу моей собственности.
Ее терпение лопнуло. Шона двинулась на Маккая, и он попятился, хотя имел внушительные размеры и существенно превосходил ее в весе.
— Отлично! Тебе нужен этот булыжник? Получи его! Хорнер, копай траншею, как я тебе говорила, а проклятый булыжник перекати на поле Маккая. Взгляни, Маккай! Видишь, он по‑прежнему обозначает границы твоей собственности!
На лице Грейди появилась торжествующая улыбка.
— А, Грейди? — произнесла она, глядя на него. — Поскольку ты становишься новым хозяином этой полоски в одну восьмую акра, я добавляю тебе к ежегодной ренте еще два шиллинга и шесть пенсов. Жду полного расчета в январе.
Шона рассерженно зашагала вниз по склону холма, оставив за собой мертвую тишину. Хотя она и положила конец извечному спору двух фермеров, чувствовала она себя как никогда несчастной. Жаль, что Коналла нельзя было поделить с такой же легкостью. По правде говоря, он не мог принадлежать им обеим: ей и леди Вайолет. Даже если бы Шона завоевала его, чтобы освободиться от ярма контрактов, ее это не устроило бы, если бы при этом она не завладела еще и его сердцем.
Как он владел ее.
К концу дня на Балленкрифф опустился густой туман.
Из окна детской Шона смотрела, как у подножия холма собирается густое белое марево. Туман обычно радовал ее. Мир терял свои очертания, хлопанье птичьих крыльев становилось приглушеннее, и время, казалось, останавливалось, пока водяная паутина опутывала все вокруг своими нитями. С этим накинутым на лицо небесным покрывалом можно было даже смотреть на солнце.
Но сегодня туман напомнил ей о том, каким неясным стало все вдруг. Ее будущее было так же туманно, как и серая завеса снаружи. Шона взглянула на призрачную луну, кривую и желтую, как зубы мистера Селдомриджа, и ее охватило чувство обреченности. С какой бы стороны она ни смотрела на свое будущее, счастья в нем для себя не видела.
Герцогиня времени даром не теряла. Из местного прихода пригласили на чай викария и сделали все необходимые приготовления, чтобы в воскресенье огласить в церкви имена вступающих в брак. Через два дня Коналл, леди Вайолет и герцогиня собирались отправиться в Бекингемшир, где в течение месяца должно было состояться венчание.
Шоне казалось, что она балансирует на краю глубокой пропасти и камни под ее ногами начинают ползти вниз.
В доме стояла странная тишина.
Миссис Доэрти зажигала в коридоре свечи, разгоняя в доме сгущавшиеся сумерки.
— Если ищешь хозяина, он в кабинете, — сказала она.
Шона удивленно подняла брови:
— Как вы узнали…
— Иди, — прошептала экономка, бросив на Шону понимающий взгляд. — Он сейчас один.
И вернулась к своим обязанностям, словно ничего не сказала.
Шона бесшумно приблизилась к кабинету. Ее мучило сознание великой потери. Ей столько всего хотелось сказать ему, но она не находила нужных слов.
Дверь была приоткрыта, и она заглянула внутрь. Коналл сидел поглощенный изучением книги, которую держал в руках, приблизив страницы к канделябру на столе. На его красивый профиль падал мягкий свет, и Шона застыла, очарованная его мужской красотой. Под скулами и лбом лежали темные тени. В каштановых волосах плясали золотистые искры света. Переливаясь и играя в волнах волос, они делали их похожими на теплый поток бегущей воды.
