«С чистым сердцем».
Луиза резко высвободилась из его рук. Без него ей сразу стало холодно, а выражение боли и потрясения на его охваченном страстью лице заставило сердце болезненно заныть.
– Нет, я не могу.
Грудь Сомертона тяжело вздымалась, словно он пробежал много миль.
– Но почему? Ты же предана мне! – Он снова потянулся к ней. – Ты моя. Мы оба это знаем. Что тебе мешает?
Она выставила вперед ладони, не позволяя ему приблизиться.
– Я его кузина.
Кузина.
Кузина.
Кузина.
Слово прокатилось по комнате раскатистым эхом. Теперь пути назад нет.
Сомертон вздрогнул и отступил:
– Что?
– Его кузина. Я – кузина Роналда. – Она отступила назад и поправила жилет. У нее отчаянно колотилось сердце. Только теперь Луиза поняла, как сильно ее тяготила необходимость лгать. Теперь тяжесть упала.
Сомертон прищурился. Его тело напряглось, словно ожидая удара. Скрестив руки на груди, он холодно проговорил:
– Объяснитесь, Маркем.
Ну, скажи ему все!
Луиза приняла вызов:
– Моя фамилия не Маркем. Собственно говоря, у меня вообще нет фамилии, поскольку она мне не нужна. Я – Луиза, принцесса Хольштайн-Швайнвальд-Хунхофа, и лорд Роналд Пенхэллоу – мой троюродный брат.
– О господи… – пробормотал Сомертон.
Он бессильно уронил руки и потрясенно замер. Лицо покрыла мертвенная бледность, глаза заволокло пеленой.
Лежавший в кресле Куинси зашевелился и беспокойно тявкнул.
– Это неправда, – сказал Сомертон.
– Ты отлично понимаешь, что это правда.
– Но у тебя нет ни малейшего акцента.
– Моя мать была англичанкой. И гувернантка.
Сомертон помотал головой:
– Боже, только не это! Только не проклятая германская принцесса. Это невозможно. Когда все произошло?
– В октябре.
Он выругался.
– В октябре мой отец был убит, а гувернантка привезла нас в Англию, – сказала Луиза. – В дом моего дяди.
– Дядя! – Сомертон хлопнул себя по бедру. – Ты – племянница Олимпии. Это он поместил тебя сюда.
Поколебавшись, Луиза ответила:
– Да.
Его глаза. О господи, его глаза! Еще минуту назад нежные и полные желания, они стали холодными и расчетливыми. Черты лица обострились, губы сжались в тонкую линию. Но самую страшную боль причиняли его глаза.
– Твоя дорогая старая тетушка в Баттерси?
– Да.
– Значит, все это время ты поддерживала с ним регулярную связь.
– Я никогда не предавала тебя. Никогда не выдала ему ни одного секрета. Да он и не требовал этого. – Луиза ощутила укол совести и решила не лукавить: – Кроме одного раза. Я говорю о письме мистеру Райту. Это из-за Роналда. Я знаю, что он поступил дурно… безнравственно, соблазнив твою жену, но он мой родственник, и я не могла…
Сомертон резко развернулся на каблуках и сильно ударил кулаками по деревянным панелям. Из его груди вырвалось громкое надрывное рычание.
– Прошу, поверь мне. Я никогда и ничем не причинила тебе вреда. Я не смогла бы этого сделать. Ты должен мне верить.
Снова рычание, но не такое громкое. Теперь в нем звучало отчаяние, а не ярость.
Он уперся ладонями в стену и застыл. Лившееся в комнату солнце освещало половину ее головы, делая волосы на ней золотисто-каштановыми. На другой половине они оставались черными.
Куинси жалобно заскулил.
– Проклятый корги, – пробормотал граф. – Я должен был догадаться.
– Конечно. Я была удивлена, почему ты так долго оставался в неведении. Подсказки были везде. Мои фотографии были повсюду. Сестрам приклеили бакенбарды, но для меня они оказались слишком жесткими – кололись.
– Принцесса Луиза. – Сомертон все еще стоял, уставившись в стену. Его голос был полон горечи. – Принцесса прячется от своих врагов в моем доме. Как это умно придумано! Наш друг герцог – большой выдумщик. Я польщен, что он выбрал мое скромное жилище…
– Он знал, что ты защитишь меня.
– Да? Или старый дьявол использовал нас обоих в своих тайных целях. Впрочем, не важно. – Он снова повернулся к Луизе. У нее кровь застыла в жилах, когда она увидела его лицо. – Я мог бы спасти его от многих неприятностей, предложи он мне эту сделку прямо.
– Сделку?
– Разумеется. Такой умный тип, как Олимпия, отлично понимает, в чем заключается искусство сделки. Любезность за любезность. – Граф прошел мимо Луизы и позвонил лакею.
Она хмуро следила за его действиями.
– Что ты делаешь?
– Как что? Вызываю Томаса. Нам надо быстро упаковаться, чтобы успеть на последний поезд в Лондон.
– Я не еду в Лондон! – Лоб Луизы перерезала морщинка.
– Разве? – Сомертон разбирал бумаги, не удостаивая ее взглядом. – Но ты теперь не можешь пойти на попятную, Марк… Черт! Маркем – обращение, не соответствующее протоколу, но я лучше буду называть тебя этим именем еще некоторое время, пока не будут достигнуты цели нашей сделки.
– Я не заключала с тобой никаких сделок и не понимаю, о чем ты говоришь.
Сомертон поднял голову, изобразив изумление.
– Конечно же, ты заключила со мной сделку. Услуга за услугу. Насколько я понимаю, Олимпии нужна моя помощь в восстановлении тебя на троне.
– Нет. Он никогда об этом не говорил.
– Разумеется, он не говорил об этом прямо, дорогая. Человек масштаба Олимпии не может быть примитивным. Но мы хорошо понимаем друг друга, он и я. Мне точно известно, что он замышляет. Знаешь, и у воров есть кодекс чести. Он отдал мне самый ценный приз, королеву с шахматной доски, потому что знает: я – единственный человек в Европе, обладающий необходимыми ресурсами для возвращения тебе законных прав – трон, скипетр и прочее. Ты же хочешь вернуться на трон, моя дорогая принцесса? – Его улыбка была воплощением язвительности.
– Конечно, я хочу справедливости для моего народа. Я хочу…
– Отлично. Ты отдаешь мне Пенхэллоу, а я тебе – Хольштайн-Швайнвальд-Хунхоф. Хорошая сделка, не правда ли?
Открылась дверь, порог перешагнул Томас и поклонился:
– Да, сэр?
– Вот и ты, Томас. – Сомертон не сводил глаз с испуганного лица Луизы. – Будь добр, скажи мистеру Грейвзу, что мистер Маркем и я уезжаем в Лондон последним поездом. Пусть немедленно начнут укладывать наши вещи.
– Хорошо, сэр.
Луиза подалась вперед:
– Но я…
– Тише, тише, мистер Маркем. – Сомертон погрозил пальцем. – Мы заключили сделку, и, уверяю вас, я не позволю вам не выполнить вашу часть. Спасибо, Томас. Свободен.
Лакей поклонился и вышел.
Куинси спрыгнул с кресла и, проскочив между ногами Томаса, скрылся в библиотеке.