Она почувствовала дурноту. Лицо Джона покрывала смертельная бледность, но он был еще жив.
– Мисси, я пытался остановить кровь.
Это был Гензо, японец, которого Селия учила говорить по-английски. Теперь он стоял на коленях возле Джона, удерживая жгут.
Девушка склонилась над Джоном, ощущая ужас и нереальность происходящего.
– Селия, – прошептал он бескровными губами.
– Я так торопилась. Меня привез один из рабочих.
– Чертовы жернова! Их заело, и я рукой хотел их наладить.
«Какое серое у Джона лицо», – подумала Селия, как сквозь сон.
– Мисси!
Гензо указал ей на полотенца. Селия овладела собой, схватила полотенце и прижала его к страшной ране. Оно тут же пропиталось кровью.
– Рад… Я рад, что вы пришли, – прошептал Джон. – Я думал о вас…
Селия едва слышала его, сосредоточившись лишь на том, чтобы остановить кровь. Она положила поверх первого еще несколько полотенец. Ей помогал Гензо.
– Простыни, – сказала она японцу. – Любые, и побыстрее. Его нужно согреть.
Гензо сказал что-то другому рабочему, и Селия уловила вокруг себя движение: рабочие кинулись выполнять ее распоряжение. Тростниковые стебли на полу, грязные, зараженные насекомыми, мешали. Взволнованные рабочие суетились, желая помочь раненому.
– Мы должны его перенести, – сказала Селия. – Для этого нужны четверо мужчин. Его необходимо доставить в контору мистера Мак-Рори.
«Сколько времени, – в отчаянии думала Селия, – потребуется этому туземцу, чтобы домчаться до Лахаина и вернуться с помощью? И долго ли протянет Джон при такой потере крови?» Она молила Бога остановить кровотечение.
Мак-Рори рассказал Селии, что Джон попытался вытащить из жерновов сучок, но туда затянуло его пальцы. Жернова сорвали с руки кожу, словно рукав.
– Хозяин даже не закричал, а только велел мне повернуть жернова, чтобы он мог вытащить руку. К несчастью, мистер Бернсайд умрет, но он вел себя очень мужественно. – Мак-Рори добавил, что с утра хозяин был чем-то озабочен, поэтому и проявил неосторожность. Бедняга! Нельзя быть рассеянным, когда ты рядом с машинами.
На Селию обрушилось чувство вины. «Я думал о вас». Джон сам сказал ей об этом. Конечно же, он ждал ее ответа насчет свадьбы!
Через несколько минут принесли на носилках Гаттерас. Она сразу оценила происходящее:
– Ты сделала все, что было в твоих силах, Селия, но ему нужна операция, поэтому я вернусь в дом и распоряжусь, чтобы все подготовили. Роман, несомненно, захватит с собой эфир и хирургические инструменты.
Селия кивнула:
– Как отнеслась к этому Тина?
– Она плачет. Девочка очень любит отца. – Когда Гаттерас унесли, Селия занялась Джоном, молясь про себя: «Боже, пожалуйста, сделай так, чтобы он выжил. Я не хотела причинить ему боль. Я никому не хочу причинять боль».
– Боже, – простонал несчастный Джон, за короткое время превратившийся в старика с запавшими щеками. Он тяжело дышал, словно ему не хватало воздуха.
Селия широко распахнула окна в конторе. Что еще она могла для него сделать?
Тут она вспомнила о настойке опия, которую привезла из Лахаина, и послала за ней Гензо. Это облегчит боль. А может, настойка, напротив, подавит защитные свойства организма и спасти его будет еще труднее?
Но когда принесли настойку, Джон так стонал от боли, что Селия решила дать ему снадобье. Оно подействовало очень быстро. Джон немного успокоился. Его веки дрогнули, и он взглянул на девушку:
– Селия… Я любил вас…
– Ш-ш-ш. – Она подавила рыдание. – Вы не должны разговаривать, поберегите силы, пока не приедет Роман.
– Роман?! Значит, мой братец меня спасет. – Его посиневшие губы искривила усмешка.
– Пожалуйста, помолчите, лежите спокойно.
– Я уже долго лежал спокойно, долго…
На некоторое время Джон впал в забытье. Селия сидела возле него, меняя пропитанные кровью полотенца на свежие. Она едва заметила, что в контору зашли Гензо, Мак-Рори и, наконец, потрясенный Бо.
– Отец… – прошептал он.
– Мы почти остановили кровотечение, – сказала ему Селия. – И я послала за Романом, он появится с минуты на минуту.
– Роман! – Бо помрачнел. – Мы не хотим его видеть.
Селии не верилось, что Бо в такой отчаянной ситуации по-прежнему придавал значение семейным распрям.
– Он же врач! – удивленно воскликнула она и отошла от Джона, чтобы сын мог провести с ним несколько минут.
Бо склонился над отцом, и тут все услышали хриплый крик Джона:
– Уберите его отсюда!
– Но отец… – растерялся Бо.
– Уйди, Бо. Убирайся! Ты уничтожишь Маунтен Вью, слышишь? Ты уничтожишь все, что я сделал!
Селия ощутила жалость к Бо, лицо которого исказила ненависть. Девушка поднесла Джону тыкву с водой, держа ее повыше, чтобы он пил небольшими глотками.
– Не стоило так говорить с сыном, – проговорила она. – Он вас любит, хотя и не показывает этого.
– Бо никого не любит. Он слабый. Вы просто не замечали за ним ничего плохого, а я видел, как он на вас смотрел. – Джон закашлялся, его изувеченная рука приподнялась. – Селия, я умираю.
– Нет, прошу вас, не говорите таких ужасных слов!
– Меня похоронят здесь, на кладбище Бернсайдов, рядом с моими женами.
Селия чуть не зарыдала.
– Нет, Роман скоро приедет и спасет вас. Вы поправитесь. Он вылечит вашу руку.
– Как? Если даже я не умру от потери крови, то от инфекции. Тростник был грязным…
Джон пошевелился и застонал, казалось, забыв, о чем только что говорил.
Через несколько часов Селия опять дала Джону настойку опия. Он метался, выкрикивая в забытьи грубые слова. Вдруг его тело напряглось, и он приподнялся, бормоча:
– Вода… Холодно… Прибой… Прибой!
Селия поняла, что Джона в бреду терзают какие-то тяжелые воспоминания. Она, как могла, успокаивала его, протирала губкой лицо и давала ему пить.
– Роман! – воскликнул Джон. – Иди сюда, маленький выродок! Отцовский любимчик, отцовский любимчик! Эй ты, малявка, слабак, ты боишься меня!
Испуганная его бредом и припадком ненависти, Селия попыталась уложить Джона:
– Тихо! Скоро приедет Роман, он промоет вашу рану и сделает операцию…
Джон не слышал ее, полностью погруженный в прошлое, голос его стал злобным:
– Роман, ты всего-навсего второй сын. Я – первенец. Маунтен Вью будет моим, только моим. Давай, давай, плыви сюда, посмотрим, сможешь ли ты до меня добраться!
Изможденный Джон снова впал в забытье. Селию знобило. Эти слова… Злоба… Очевидно, Джон вновь переживал тот давний день на побережье после оглашения завещания Амоса Бернсайда, когда братья подрались.
Она заботливо подоткнула простыни и сменила повязку. Его кожа была холодной, и девушка понимала, что он борется из последних сил. Селия размышляла, что означают его слова.
