— Хватит! Ты убьешь его!
— Он этого заслуживает.
— Но не так. Не так! Это убийство! Чем же в таком случае ты лучше его?
Эмори еще раз ударил корсиканца и в полном изнеможении свалился на него. Он задыхался от ярости, тело его блестело от крови и пота.
И все-таки Эмори остановился. С большим трудом встал на колени, затем поднялся на ноги. Аннели с пистолетом в дрожащей руке стояла рядом. Он перевел взгляд с Аннели на пистолет и осторожно взял его у нее. Затем привлек ее к себе, и сердце его сжалось от страха за эту хрупкую и такую отважную девушку.
— О чем ты думала. Боже мой? — выдохнул он.
— Я не думала, — всхлипнула она. — Я просто не хотела, чтобы он снова резал тебя.
Он застонал и прижался губами к ее волосам. Киприани не подавал никаких признаков жизни. Из того места на руке, где были отстрелены пальцы, на пол медленно капала кровь.
— Надо его связать, — сказал Эмори, хорошо знавший своего врага. — Если не найдется веревки, можно использовать шнуры от штор.
Аннели повернула голову.
— Его рука?..
— Да, — пробормотал он, — ты выстрелила не в ту. Другой рукой он лучше работает. — Он поднял пистолет, нажал на спуск и отстрелил корсиканцу почти все пальцы левой руки.
Аннели почувствовала, как к горлу подступила тошнота. Она была близка к обмороку.
— А теперь принеси шнуры и сиденье от стула. Аннели молча повиновалась и стала наблюдать за действиями Эмори, который порвал простыню забинтовал корсиканцу простреленные руки и принялся связывать его шнурами. Корсиканец открыл глаза и стал изрыгать проклятия, но Эмори тут же засунул ему в рот кусок простыни, а на голову натянул парчовую наволочку, снятую с сиденья стула. Эмори связал корсиканца таким образом, что при любом движении тот мог задохнуться, и оттащил в самый темный и холодный угол, прислонив к стене.
Вернувшись к камину, он вытер кровь с груди и лица.
— Ты не ранен? — спросила Аннели. Эмори ощупал свои руки, ноги, ребра.
— Он, наверное, промазал. Надеюсь, ты тоже цела и невредима? — Он посмотрел на Аннели.
— Да, конечно, — ответила она и спросила:
— А откуда он узнал, что ты здесь?
— Франческо Киприани мог выследить в угольном шахте ночью черную кошку. Что уж говорить обо мне? — Эмори сплюнул, качая кончиком языка расшатавшийся от удара зуб.
— Нет, я имею в виду… откуда он узнал, что ты в Торки? Кто мог ему об этом сказать?
— Везде расклеены объявления о моей поимке, обещано вознаграждение. На улицах только об этом и говорит.
— Еще он сказал о каком-то письме…
Эмори потер висок израненными в кровь пальцами.
— Понятия не имею, что за письмо он имел в виду.
— Должно быть, в нем что-то важное, если он тебя пытал и даже намеревался убить из-за него.
— Наверняка это так, просто я не помню. — Эмори махнул рукой.
— Главное, он сказал, что ты не предатель, а наоборот, английский шпион.
— Мало ли что он сказал. Я сам должен в этом удостовериться. — Проведя рукой по волосам, он взял со стола ключ на золотой цепочке, долго смотрел на него, потом сказал:
— Быть может, это ключ от сейфа на борту «Интрепида» и именно там хранится письмо, но где, черт возьми, «Ишрепид»?
Аннели знобило, так что зубы выбивали дробь. Пережитый только что ужас не прошел даром.
— Он упомянул лорда Уэстфорда. — сказала она, потерев руки. — Мой отец знает его, и я… Ну, его сын, Остин, граф Луттон, — выпалила она после некоторого замешательства, — предлагал мне руку и сердце в прошлом году.
— И?..
— Ясно, что я отказала. Он весьма привлекательный, но… Эмори поднял голову.
— Но?..
— Мне он казался слишком беспечным, — прошептала Аннели.
Эмори в ее тоне послышалась ирония, но он не обмолвился об этом ни словом. Он подобрал пистолеты и стал заряжать.
Аннели невольно сравнила графа Луттона и Эмори Олторпа. Сравнение оказалось не в пользу первого.
Граф Луттон увлекался азартными играми и лошадиными скачками, Эмори же сам черт не брат. Таких, как Эмори Олторп, она никогда не встречала, никто не мог с ним сравниться. Жизнь вынуждала его идти на «насилие, чтобы самому выжить, защитить себя. При этом он способен на настоящую страсть и необычайную нежность. А сколько в нем благородства! Настоящего, не напускного.
Он не считается с мнением окружающих. Справедливость для него — превыше всего.
Память постепенно возвращалась к нему, и это делало его сильнее, увереннее, спокойнее. Кто знает, будет ли ему нужна Аннели, когда к нему полностью вернется память? Захочет ли он жить так, как жила Аннели до их встречи? Быть может, он снова отправится странствовать и даже любовь к ней не удержит его?
Она сознательно следовала за Эмори, таким свободным, чистым, простым. Рядом с ним она буквально преобразилась, стала смелой, решительной, способной даже взяться за оружие, как это было сегодня, когда возникла угроза. Остались в прошлом те времена, когда другие решали ее судьбу, а она вынуждена была подчиняться.
Аннели подняла глаза на Эмори.
— Прежде всего тебе надо найти свой корабль. Затем поговорить с лордом Уэстфордом, сообщить, что готовится план по спасению Бонапарта.
— Я уже решил ехать в Лондон, — сказал Эмори.
— И что ты там собираешься делать? Войдешь в Вестминстерский дворец и потребуешь аудиенции с лордом Уэстфордом?
— Я еще не думал об этом, — признался он.
— Придется подумать, потому что парламент окружен королевской конной гвардией. Сомневаюсь, что можно подобраться к железной ограде и выкрикнуть приветствие. — Она посмотрела на часы, стоявшие на камине. Их, видимо, давно не заводили. Стрелки не двигались. — Какой сегодня день?
— Понедельник. — Он оторвал взгляд от пистолетов. — Вообще-то уже вторник. А что?
— В эту пятницу состоится бал-маскарад в Карлтон-Хаусе.
— Бал? Несмотря на то что Наполеон Бонапарт на корабле в английском порту, а парламент, окруженный гвардией, решает его участь?
— У леди Шарлотты Каррингтон день рождения. Ей исполнится двадцать один год. Она вдова, наследница приличного состояния, веселая, красивая; в данный момент за ней ухаживает регент. Бал в ее честь состоится, если даже еще одна Испанская армада появится на Ла-Манше. Чтобы не впасть в немилость регента, не говоря уже о немедленном изгнании из общества, там будут все, включая и лорда Уэстфорда. Именно поэтому мама и послала за мной брата.
Эмори криво усмехнулся.
— Полагаю, ты говоришь это не для того, чтобы сообщить мне о светских приемах, которые ждут тебя в Лондоне.
— Разумеется, нет. Однако нам представляется прекрасная возможность добраться до лорда Уэстфорда. Там тебя никто не узнает. Главная резиденция регента — последнее место, где тебя стали бы искать.
