— Разумеется, нет. Однако нам представляется прекрасная возможность добраться до лорда Уэстфорда. Там тебя никто не узнает. Главная резиденция регента — последнее место, где тебя стали бы искать.
— Почему ты думаешь, что легче попасть на королевский бал, где каждый гость на учете, чем в Вестминстерский дворец? — блеснув глазами, спросил Эмори.
— Потому что на бал у меня есть приглашение. И мне придется пойти туда вместе с тобой.
Он смотрел на нее целую минуту. Тишину нарушало лишь потрескивание огня в камине. Эмори не собирался и дальше подвергать Аннели риску и решил оставить ее в ближайшей деревне. Но с появлением Киприани этот вариант отпал сам собой. Негодяй найдет Аннели и лишит ее жизни — Эмори в этом не сомневался. Даже отсутствие пальцев на обеих руках не помешает ему сделать свое черное дело. Но как везти Аннели с собой в Лондон? Путь неблизкий.
— Ты хорошенько обдумала свое предложение? — спросил он. — Представляешь себе, с каким оно связано риском? А если узнают, что ты со мной заодно? Ты подумала о последствиях?
— Я тебе доверяю. Надеюсь, и ты мне тоже. А что касается последствий, мне будет гораздо хуже, если я ничего не сделаю. Знаешь, ты здесь не единственный патриот. На моем лбу, может, и нет флага, но я предпочитаю, чтобы над Англией реял красно-сине-белый флаг, а не белые лилии Бурбонов.
— Напрасно ты мне так доверяешь, Аннели, — сказал Эмори. — Может, я и не заслуживаю твоего доверия.
Он снова повернулся к пистолетам, и теперь Аннели видела только его широкую спину.
— Будь я умнее, — сказала она так тихо, что он не услышал, — я бы ни за что в тебя не влюбилась.
— Искать будут элегантно одетую молодую женщину в красивом шелковом платье, — объяснил Эмори, передавая ей бриджи, белье, чулки, пиджак и простое коричневое пальто. Все это он нашел в одном из шкафов. — А мы сделаем из тебя мальчишку-сорванца.
Это оказалось нетрудно. Чулки и бриджи были Аннели впору, но рубашка; жилет и пиджак болтались на ней, и их пришлось стянуть ремнем, а рукава подвернуть.
Эмори помог ей облачиться в эту непривычную для нее одежду, то и дело поправляя ее, даже пустил в ход ножницы. Затем повязал Аннели шейный платок. Волосы Аннели с большим трудом собрала в пучок на затылке. Запасные рубашку и белье Эмори затолкал в сумку, прихватил пару шерстяных одеял, скатав их и обвязав шнуром. Пистолеты из Уиддиком-Хауса, картечь и порох засунул в сумку. Свои собственные пистолеты заткнул за пояс. Прежде чем выйти из дома, подошел к Киприани и внимательно его осмотрел. Тот затих и лежал, не подавая никаких признаков жизни. После минутного раздумья пошарил в карманах корсиканца, вытащил тяжелый кошелек и три ножа. Вернулся к камину, погасил огонь, подождал, пока угольки превратятся в пепел, и поднялся.
— Готова?
Аннели вышла из тени. Ее волосы, стянутые в пучок, были убраны под шляпу с полями. На одном плече у нее висела сумка, под мышкой она держала связанные одеяла. На какую-то долю секунды Эмори представил самого себя, стоящего на верфи в Бриксгеме, насмерть перепуганного. Он смотрел на высившиеся мачты корабля, который должен был изменить его жизнь.
— Что-нибудь не так? — взволнованно спросила Аннели.
— Нет-нет. — Он тряхнул головой, чтобы прогнать видение, и взял у нее сумку. — Лошадь Киприани должна быть где-то на улице. Если мы доедем до Эксетера к утру, то сможем поймать «Пальмер» в Лондон.
— Почтовую карету? Думаешь, у них нет копии твоего портрета?
— Скорее всего есть. Но, с Божьей помощью, она будет выброшена в мусорную корзину, как и все остальные листовки. Для кучера главное — быстрее добраться до пункта назначения. Дорога скверная, и пассажиры предпочитают ездить не в почтовых каретах, а в обычных экипажах. — Судя по выражению, его идея не вызвала у Аннели особого энтузиазма. — Это намного разумнее, чем ехать верхом на уставших лошадях.
— Пожалуй, — произнесла Аннели.
— Аннели… — Он приподнял ее лицо. — Ты не должна ехать со мной, это огромный риск. Я могу отвезти тебя обратно к Флоренс, где ты будешь в полной безопасности. Флоренс, если не захочет, не пустит в дом даже королевскую армию. И твоя репутация…
— Мне плевать на мою репутацию. Я с тобой, с тобой и останусь, пока все это кончится!
Эмори задул свечи. Уже выходя, он набросил на шею золотую цепочку с ключом.
Путь, на который обычно требовалось не более двух часов, занял у них целых восемь. Им приходилось двигаться по объездным дорогам, пробираться через леса, минуя города и деревни, где любопытные могли обратить внимание на двух путников, у одного из которых половина лица скрывала повязка, а второй выглядел уж слишком убогим. Доехав до Эксетера, они нашли почту, где останавливались почтовая карета, можно было запастись едой и пристроить лошадей.
В полдень, когда звук рожка оповестил о появлении почтовой кареты, они собрали свои скудные пожитки, и пока Эмори оплачивал проезд, Аннели ждала на обочине дороги.
Почтовая карета «Пальмер» очень напоминала коробку и была предназначена для скоростной езды. Выкрашенная в коричневый, красный и черный цвета, с королевскими позолоченными перилами на дверях, она вмешала четырех пассажиров, разумеется, не очень привередливых, поскольку сиденья были жесткими, а остановки делались для того лишь, чтобы сменить лошадей и взять почту. Из разговора жены конюха с какой-то женщиной Аннели поняла, что от Эксетера до Лондона можно добраться всего за шестнадцать часов, но теперь, когда Бонапарт появляется то здесь, то там, дорога может затянуться до конца недели.
Такой прогноз мог вполне подтвердиться, если судить по первой части пути.
Четверка лошадей бежала галопом по дорогам, словно испытывавшим на прочность колеса и ось. Несмотря на это, Аннели заснула на первой же миле, положив голову на плечо Эмори. Они ехали в карете одни.
Проснулась Аннели лишь около трех, когда кучер, остановив карету, пошел за почтой, но тут же снова уснула, как только карета тронулась, и спала до тех пор, пока Эмори ее не разбудил.
Они были на главном перекрестке Вата, где карета должна была свернуть на более оживленную дорогу, Уэст-роуд, ведущую в Лондон. Там к ним присоединились еще три пассажира: двое решили ехать на крыше, а третий, торговец, толстый, как свинья, с трудом протиснулся в дверь и сел между Эмори и Аннели. Он непрерывно чихал и кашлял. Теперь Аннели уже не могла положить голову Эмори на плечо и положила ее на собственную руку, прислонившись к окну. Рука вскоре заболела от постоянной тряски и толчков. К вечеру, когда они остановились ненадолго, чтобы поесть, Аннели чуть не плакала. Эмори спокойно дремал в своем углу, а ей приходилось терпеть соседа.
