— Я никогда не ложусь спать так рано, но ведь здесь я не могла выйти на улицу одна. Поэтому я хотела лечь и почитать. А день я провела чудесно: мы ходили по магазинам, делали покупки, я мылась в ванной в свое удовольствие — когда-то еще придется. О-о, Боже мой! — Джинни вдруг заметила, что она в ночной рубашке. — Я открыла дверь, думая, что это отец! Господи Боже, как мне стыдно!
Стив улыбнулся:
— Вы чудесно выглядите, Анна. Извините, что я ворвался к вам и нарушил ваше уединение. Я ухожу, читайте и отдыхайте. Увидимся завтра в лагере.
«Но уж там не будет уединения?» — пронеслось в мозгу Анны. Вслух она сказала:
— Вовсе вы не ворвались, Стив, я вам рада. Я охотно поболтаю с вами, читать мне и не хочется.
Стив посмотрел ей прямо в глаза:
— Я думаю, что поступил неосмотрительно, придя к вам. Вы — живой соблазн, женщина. Мне хочется обнять и целовать вас.
— Почему же вы этого не делаете? — храбро спросила она.
— Если я вас обниму, то уж не выпущу. Я хочу вас, Анна, как никогда не желал ни одной женщины. Каждый раз, как я вижу вас и слышу ваш голос, я пылаю.
Джинни подняла руки, чтобы погладить его лицо; он поцеловал ее ладонь, потом другую. Обоих охватил трепет. Их пальцы сплелись, и его взгляд погрузился в ее светло-карие глаза.
— Ты овладела всем моим существом, Анна. Как я могу не желать тебя?
— Как я могу не желать тебя, Стив? Когда ты рядом, я чувствую себя так странно, я становлюсь такой слабой! Когда ты касаешься меня или только смотришь на меня, говоришь со мной, мне кажется, что я стою обнаженная под пылающим солнцем и вся горю, сердце бьется так часто. И мне хорошо и страшно. Что ты сделал со мной, Стив?
Стив впивал ее слова, глаза его сияли, на лице появилась счастливая улыбка. Оба чувствовали, что именно должно произойти между ними вечером, и оба страстно желали вкусить этот миг вечности. У них больше не было сил — да они и не хотели сопротивляться своему желанию, удерживаться на краю. Каждый из них знал, что вскоре им грозит разлука, и потому каждый хотел близости, которая могла навеки связать их друг с другом.
Стив охватил ладонью ее лицо и поцеловал нежно и долго, Джинни радостно ответила на его поцелуй. Она желала его всей душой. Смерть Джоанны научила ее, что жизнь коротка и смерть беспощадна, и Джинни не хотела упустить счастливый миг.
— Я не знаю, что делать. Научи меня, — прошептала она.
Ее робость и невинность растрогали Стива. Коснувшись поцелуем ее шеи, он тихо ответил ей:
— Только не бойся, Анна. Не бойся меня, и любви не бойся. Мы оба хотим этого, жаждем этого. Не надо противиться.
Он страстно поцеловал ее в губы; руки Джинни обвили его за талию. Она хотела, чтобы он продолжал воспламенять ее, и ее пальцы нежно танцевали по его твердым позвонкам. Она как будто погружалась в теплые воды какого-то озера, где ее тело обволакивали токи желания и тайны.
Стив перебирал один за другим ее длинные густые локоны и целовал их. Потом он потушил лампу, продолжая ласки и поцелуи. Стив чувствовал, что в темноте Джинни не испытает стыда и замешательства, естественных для невинной девушки при виде своего и мужского обнаженных тел. Его рот ласкал ее шею, а руки расстегивали пуговички ночной сорочки. Он спустил сорочку с ее плеч, освобождая из рукавов руки, которые она ему протягивала. Сорочка кольцом упала к ее ногам, и он стал стягивать кружевные панталоны; они упали, и она отбросила их кончиком ноги Он привлек ее к себе и, восхищенный ощущением ее наготы, стал ласкать ее грудь и все изгибы неясного тела. Его руки были словно наслаждающиеся пищей жадные изголодавшиеся зверьки.
Джинни изумлялась, что не чувствует смущения. Она была рада, что он потушил свет и впервые она насладится его близостью в темноте, осязая, вдыхая его запах и слыша учащенное дыхание и стук мужского сердца. Но завтра, подумала она и удивилась самой себе, она захочет видеть его при свете… Ее груди напряглись, соски затвердели. Она понимала, почему Стив целовал и ласкал ее — все ее тело загорелось желанием. Каждой клеточкой, от макушки до пят, она тянулась к нему.
Он поднял ее и положил на кровать, и, скинув свою одежду, лег рядом с ней, прижавшись к ее боку и охватив ее руками. Какой-то инстинкт, голос прошлого, подсказывал ему, что, прежде, чем взять девушку, надо разбудить искры, пробегающие по углям, в яркое пламя. Его губы и руки блуждали по ее лицу, плечам, шее, груди.
Правая рука скользнула вниз по животу, раздвинула ноги и скользнула во влажное лоно. Он так нежно и умело ласкал ее тайное тайных, что она извивалась от болезненного наслаждения, но не в силах была оттолкнуть его руку.
Джинни не могла шевельнуться, обессиленная, лишившаяся воли, почти задохнувшаяся от страстного желания. Тело ее все сильнее пронзала острая и сладкая мука, и она знала, что это мучение — преддверие чего-то чудесного, сладостного. Она томилась желанием, а Стив был так нежен, так бережен и так страстен.
Стив знал, что неизбежное свершится, и только жалел, что не видит ее зеленовато-карих затуманившихся глаз, не видит прекрасного тела, по которому блуждают его руки. Он наслаждался каждым прикосновением к ней, каждой лаской, каждым поцелуем.
Губы Джинни скользнули по его плечу и прижались к его шее. Ее пальцы блуждали и скользили по его волосам. Ей не нужно было света — она помнила каждую черточку любимого лица. Она чувствовала, что настало время предаться своей судьбе.
— Что дальше, Стив? — прошептала она. — Я готова…
Стив видел, что она разгорячена и влага выступила там, где он должен войти в нее. Да, она готова, но он боялся сделать ей больно, потому что никогда не имел дела с девушкой. Он начал, но, когда она застонала, остановился.
— Продолжай, Стив, — шепнула она, — я слышала, что боль — только на одно мгновение. Скорее! А потом дай мне минуту передохнуть.
Стив повиновался; она снова застонала и выгнулась дугой, стиснув зубы. Он замер и подождал, пока ее дыхание выровнялось, и она с трудом проговорила:
— Теперь уже не страшно.
Благодарный и счастливый, он покрыл ее лицо поцелуями, начал снова, нежно и осторожно, и обрадовался, что она не сжимается, не кричит и не просит его перестать.
Он входил в нее нежно, медленно, лаская ее грудь губами и бережно раздувая чуть теплящийся после перенесенной ею боли огонек страсти. Очень скоро он почувствовал, что она загорается снова, и ускорил темп. Джинни уже не чувствовала боли, а наслаждение не только вернулось, но возросло. Она нежно гладила его лицо и спину; его грудь, широкая, твердая и гладкая, прижималась к ее нежным, увлажнившимся влагой желания грудям. Она и прежде знала, предчувствовала, что физическая близость со Стивом будет упоительна, но это было блаженство превыше всякой меры.
