Ознакомительная версия.
Иначе, чем объяснить то, что случилось с Кормилицей?
Сначала, получив от Ромео крупный куш золотом, она честно отслужила деньги, потворствуя влюбленным во всех их тайных делах. Тем более, поначалу действительно не видела большой беды, что молоденькая сеньорита раскинет ножки перед пригожим юношей. Когда же еще? Молодость — для греха, старость — для покаяния, так говорят.
Помолвлена с другим? Ну и что? Тоже, тоже прости Господи, беда не большая. Не жена же — невеста. Когда и порезвиться девице, как не до свадьбы? Потом-то муж начнет смотреть за ней куда строже, чем снисходительные родители. А что касается пресловутой крови девичества, или нежелательных плодов от запретной любви, то опытные женщины всегда знают массу способов имитировать первое и избавиться от второго. Мужчин, в сущности, очень легко обманывать. Тот же муж-покойник, прости Господи ему грехи, хоть и колотил ее смертным боем, подозревая что-то, но, на самом деле, даже не догадывался, насколько ветвистые рога украшают его буйную голову.
Она, Кормилица, хоть сейчас готова поделиться с ласточкой своими богатыми знаниями тайных женских приемов. Иначе зачем девушке нужна наперсница?
Потом случился их тайный брак. И хоть Ромео на радостях еще отсыпал ей золота, Кормилица стала крепко бояться. Одно дело — постельные удовольствия, другое — женитьба без родительского благословения! Тут как бы саму не ободрали кнутом на городской площади, когда дело вскроется…
Потом — смерть Джульетты… Которая вроде как и не смерть, а вообще непонятно что… Господи спаси-сохрани-помилуй!
Это было уже совсем серьезно, такая заварилась похлебка, что ложкой не провернешь. Отец Лоренцо, этот ирод, по которому инквизиция давным-давно плачет, и ее, получается, втянул в такие дела, что кнут на площади за счастье покажется…
В подвалы инквизиции попасть легко, а вот выйти сложно!
Тут Кормилицу и начал толкать под локоть пробудившийся бесы. И бесы эти были страшненькими и жадненькими. Да, боялась до судороги. До того, что ночью просыпалась в холодном поту, хотя и пила на ночь сверх обычной меры. Донести, что ли… Впрочем, донести не долго, результат-то каков? Доносчику, известно, вознаграждение выделяют из имущества подозреваемого. А какое у нищего падре имущество?
Так нашептывали уже другие бесы — жадненькие. Дело в том, что золота, переданного ей Ромео, вполне хватило бы на свой дом под старость и сытый кусок на бедность. Была у нее такая мечта — зажить на склоне лет вольно и независимо, никому не прислуживая. Только дом-то — домом… А если, скажем, к нему и виноградничек прикупить, и землицы пахотной, да рощи олив — так и зажила бы! Издольщики-крестьяне на нее бы работали, а она — понукала! Полная стала бы госпожа, кабы деньжат добавить…
И начало у Кормилицы в голове вертеться, днем и ночью свербить — как бы ей еще заработать на этой истории?
Они, бесы жадности…
А как заработаешь? Только рассказать кому, чтоб, значит, не поскупились за вести. Ласточку-то жалко, рассудила она, но, если по-другому глянуть, не своя же кровь! А собственная шкура к телу всегда ближе, чем прихоти господской дочки.
Сначала Кормилица надумала выдать заговорщиков старому Капулетти. Но вовремя сообразила, что награды ей здесь не отломится, а неприятностей — не обберешь. «Ах ты, чертовка старая! — разъярится, небось, Николо. — Ты-то куда смотрела, кобылья морда, в каком стакане свои свинячьи глаза забыла?!»
Раздумывая, Кормилица выхлебала немало любимой мадеры. Объясняла каждому встречному, что скорбит по Джульетте, своей кровиночке, лапочке, ласточке ненаглядной! В доме Капулетти все скорбили, только родители — горестно, а слуги — пользуясь попустительством.
И только когда мадера, казалось, вот сейчас хлынет из ушей, а херес, почти такой же любимый, тоже не лез, ее осенило. Рыцарь Парис! Вот кто ей заплатит! Вот кто обрадуется, узнав, что смерть невесты Джульетты и не смерть вовсе, а вроде как понарошку!
Ничего, ничего! — уговаривала себя Кормилица. Оживят девку, прости Господи, поведут под венец по настоящему, без чернокнижия, а там она сама поймет, что у всех мужиков, в сущности, в штанах одинаково. Ей же лучше будет — жить за рыцарем в почете и неге, а не в изгнании за опальным вертопрахом!
Проспавшись до утра прямо на столе, Кормилица наскоро ополоснула лицо, пожевала, ради свежести дыхания, корешок имбиря и побежала к Парису.
* * *
Рыцарь в те дни никуда не выходил из дома.
Очень уж он горюет по смерти невесты, озабоченно шептались слуги, просто сил нет смотреть, как убивается! И добро бы горевал, как все благородные господа, за бутылкой или кувшином. Так нет — просто сидел за столом, уставившись в угол. Один!
С вином-то, понятно, человек может и в одиночку беседовать, но как он может беседовать с пустотой? В пустоте ясно же кто заводится, какая нехорошая сила корчит оттуда рожи!
Так что настроение в доме было как на корабле перед штормом. Того и гляди, рыцарь закончит горевать и выскочит из затворничества в ярости и с мечом! Начнет направо-налево рубить встречных-поперечных!
Поэтому Кормилицу, хоть бабу с виду и подозрительную, пропустили к рыцарю беспрепятственно. Даже интересно, выйдет она от него на своих ногах, или придется ее выносить по частям?
Подслушивать под дверью тоже храбрецов не нашлось, хотя некоторые смельчаки и подбивали друг друга.
Нет, сначала в покоях рыцаря было тихо и мирно. Слугам удалось заглянуть на миг и убедиться, что старая карга журчит ему речи почти в самое ухо, а Парис растерянно и недоуменно слушает…
Зато потом, вдруг, внутри раздался такой рев, словно там подняли из берлоги медведя! Дверь, выбитая ударом ноги, распахнулась, и из нее ошпаренным бесом выскочил рыцарь. С мечом в руке! С перекошенным яростью лицом и боевыми возгласами на устах!
За ним, все видели, бежала страшная баба, охала и непонятно вскрикивала:
— А деньги-то, рыцарь, деньги! Господин Парис! Заплатить же!
Но тут уж слугам было не до наблюдений, в доме прятались кто куда. Благо, Парис быстро умчался со всей своей яростью, по пути лишь разрубив кресло и опрокинув кое какую утварь. А куда делась страшная баба — кто ее знает…
Если ангел-хранитель ее несчастлив, и она, паче чаянья, догнала рыцаря, то уж числить ее среди живых — резона нет! — сошлись во мнении слуги.
* * *
Выскочив за ворота дома, Кормилица почти сразу потеряла из виду рыцаря. Тот мелькнул где-то впереди и тут же пропал в переулках.
Не человек — сатана, раз умеет так бегать! А у нее — колотье в боку и ноги подкашиваются словно тряпочные! И в грудях все хрипит, словно дикие коты там клубком катаются…
Ознакомительная версия.
