– Шлюха и лгунья, – проговорил темнокожий мужчина, вновь подходя к ней. – Идем, покажешь, на что ты способна.
– У меня есть деньги, – в отчаянии проговорила она, зная, что у нее их все равно отберут рано или поздно. – Я заплачу...
Слова ее сменились криком, когда кто-то разорвал ей одежду от шеи до пояса.
«Боже, пошли мне немедленно Люсьена!» – мысленно молила она Господа, когда ее тело предстало перед жадными глазами пьяных мужчин. Что она наделала! Как глупо было надеяться, что можно спокойно убежать, попасть совершенно беззащитной в мир, где правят мужчины, и не лишиться девственности.
Душу ее переполняли смесь ужаса, гнева и отчаяния, пока жадные руки шарили по ее телу. Ужас пронизал ее, потому что она знала, что они хотят сделать с ней, гнев душил, потому что ничем нельзя было помешать им, отчаяние угнетало пониманием того, что она потеряла, убежав от Люсьена. Хотя Александра и пыталась возненавидеть его за обман, до нее теперь дошло, насколько глупо и безрассудно она вела себя. Люсьен был для нее последней ниточкой, связывающей ее с жизнью, единственным нужным ей в жизни человеком, сокровищем, ускользнувшим сквозь пальцы.
Еще один мужчина присоединился к хозяину таверны. Его жадные пальцы щипали, хватали ее тело, его рот изрыгал непристойности. От всего этого девушку тошнило.
«Отвлекись от настоящего, – требовал голос разума. – Отвлекись, если не телом, то душой». Однако сделать этого она не могла. Александра даже не заметила, как у нее забрали кошелек.
– Люсьен, – выдохнула Александра, заливаясь слезами. – Люсьен... – Но на ее зов явился другой человек, поднявшийся из-за стола. Его сопровождали еще двое мужчин.
– Достаточно, – он говорил на ломаном французском, понимаемом арабами, а его акцент выдавал в нем француза.
Удивившись, люди, обступившие Александру, отпрянули от нее, и девушка увидела красивого темноволосого мужчину, уверенно направлявшегося к ней. Одетые в европейскую одежду, он и его спутники резко выделялись на фоне бесформенных балахонов мусульман. Надежда слабой искоркой зажглась в душе измученной девушки. Поможет ли ей европеец?
Француз остановился в нескольких шагах от нее, широко раздвинул ноги и упер руки в бока. Он окинул взглядом девушку, и горячее одобрение зажглось в его глазах при виде обнаженной груди Александры.
– Сколько стоит эта женщина? Александру мучило страстное желание хоть чем-то прикрыть тело.
Хозяин таверны повелительным жестом заставил остальных отойти от стройной фигурки пленницы.
– А, месье Лебрек, вы хотите заполучить ее первым и торопитесь заплатить?
Европеец засмеялся.
– Нет, я заплачу за нее, потому что хочу иметь ее, купить для себя. Я не собираюсь ни с кем делиться.
Надежда вновь загорелась в душе несчастной девушки, хотя в словах его было мало утешительного. По сравнению с другими, мечтавшими только о насилии, этот человек выглядел более достойно. Возможно, ей удастся убедить его, что то, о чем она говорит, правда.
Темнокожий араб немного подумал, затем ухмыльнулся.
– Как хотите. Когда вы закончите с ней?
– Ты знаешь мое занятие, Азим. Улыбаясь еще шире, Азим кивнул.
– Действительно, – пробормотал он и назначил баснословную цену.
Человек именуемый Лебреком отрицательно покачал головой.
– Слишком дорого, – произнес он. – Посмотрите на нее. – Она ничего не стоит, а смердит... – мужчина принюхался. – Прежде чем ею воспользоваться, ее нужно хорошенько отмыть. – Европеец назвал четверть предложенной Азимом цены.
Хозяин таверны подтолкнул Александру вперед и поставил перед Лебреком.
– Посмотри, друг, она прекрасно сложена, кость ее тонка, – он провел рукой по нежному телу девушки. – Она доставит вам много удовольствия.
Лебрек окинул Александру взглядом.
– Да от нее пахнет намного хуже, чем я думал, – сухо произнес он, а его глаза опять опасно заблестели.
Гнев Александры сменился негодованием, и первой реакцией девушки были яростные хлесткие слова, готовые сорваться с языка, но она сдержалась. Нельзя гневить француза, это ее последний шанс.
Азим наклонился к Александре, понюхал ее, передернул плечами и снизил цену. Лебрек начал спорить, затем они окончательно сторговались на половине первоначальной цены.
Хозяин таверны с жадностью схватил деньги, еще раз толкнул Александру и поспешил пересчитать свое богатство. Удалились и остальные, причем весьма неохотно.
Лебрек стянул концы ее разорванной одежды, прикрыв наготу.
– Не бойся меня, – успокоил он девушку, поймав ее недоверчивый взгляд. – Ты сейчас в безопасности.
Александра широко открытыми глазами смотрела на европейца, пытаясь понять, что кроется за его улыбкой.
– Спасибо, месье, – проговорила она по-французски, и голос ее дрожал от облегчения. Француз казался воспитанным человеком, но возьмется ли он помочь ей вернуться в Алжир? Если да, то какова будет его цена?
– Итак, ты знаешь мой язык? – спросил он. Кивнув, Александра встретилась с ним взглядом.
– И английский...
Сабина старалась дать дочери всестороннее образование, обучить ее нескольким языкам, хотя бы трем в совершенстве и основам нескольких других.
Лебрек поддержал ее под локоть и повел к выходу из таверны, за ним молча шли два его спутника.
– И все же ты говоришь на арабском так, будто это твой родной язык, – вслух размышлял он.
Александра остановилась и повернулась лицом к мужчине.
– Но это так. Я родилась и выросла в Алжире, мой отец Абд эль Джаббар.
Лебрек улыбнулся, в углах его глаз появились морщинки.
– А как тебя зовут, Cherie[3]?
– Александра.
Его брови удивленно взлетели вверх.
– Ну, Александра, когда весь этот грим смоется с твоего лица, – он провел большим пальцем по ее лицу, и на нем остался слой грязи, – мы определим твое происхождение наверняка.
Ему надо все рассказать, решила девушка. Она надеялась, что за его помощь ей не придется спать с ним.
– Идем, – мужчина тронул ее за плечо. – Я отведу тебя в свой дом, где ты сможешь вымыться. Ну, а потом мы поговорим.
Помыться. На грязь ей было уже наплевать, главное, что она могла смыть с тела следы прикосновения грязных, похотливых рук. Настороженная, но уже более оптимистично настроенная, она пошла за Лебреком.
«Очень жаль», – подумал Жак Лебрек, стоя над спящей Александрой. Наклонясь над девушкой, он приподнял прядь ее рыжих волос и потер их между большим и указательным пальцами.
Ему очень нравилась красивая, дерзкая женщина, вырванная им из грязных лап разбушевавшихся пьяных арабов и очень украсившая его дом. Она привела себя в порядок и восхищала Жака безупречными манерами, а письмо, которое попало ему в руки, было подтверждением правдивости ее рассказа.
