Обернувшись, Пилар увидела Чарро, смиренно преклонившего перед ней колено. В его глазах была отвага и, быть может, немного бравады. Он спросил ее:
— Не окажете ли мне честь, госпожа моя, подарив одну из ваших лент?
Как она могла отказать? Это была лишь игра в рыцарство, не имевшая особого значения, здесь не было глубокой привязанности или обязательств. Она взяла ленточку и стала привязывать ее к самодельному щиту Чарро. Щит был из тех, какими часто пользуются при тренировках — в солдатских казармах — деревянный, круглый, обтянутый бычьей кожей. Чарро, стоя на коленях, наблюдал за ней. Затем он взял ее руку и бережно поднес к губам. Теплое прикосновение к ее коже было долгим, а взгляд, подаренный ей Чарро, исполнен почтения.
Наконец он отпустил ее руку.
— Вы сможете гордиться мной, — заявил юноша, вскочив на ноги. Через секунду он ушел.
Участники сражения расхаживали по полю, мерили его шагами и обозначали границы, проверяя, ровна ли земля и в порядке ли снаряжение. Стоя группами по два-три человека, они тихо обсуждали вопросы ведения игры. За спиной Пилар уже столпились люди. Недалеко от нее удобно устроились губернатор с супругой. Музыканты, игравшие на балу, грянули веселую мелодию, им вторили уличные музыканты губными гармониками и концертино. Продавцы апельсинов и пирожники вовсю выкликали свой товар, настойчиво и лживо уверяя, что Великий пост начинается лишь на рассвете. Табуретки, принесенные предприимчивым плотником, быстро разошлись. В задних рядах собравшихся оживленно торговались женщины определенного рода. Активно заключались пари. Ставки на мужчин острова быстро росли.
Рефухио и его группа тесным кружком собрались в конце поля. Когда они вернулись, оказалось, что они сняли рубахи и туники и смазали свои руки, лицо и тело жиром и сажей. Теперь они должны были сражаться, ничем не защищенные от ударов противников. Но тела сливались с темнотой, и соперникам теперь было не так-то просто увидеть их и нанести удар.
Пилар помрачнела. Она была удивлена, но понимала, зачем это делается. Сажа не только усложняла задачу противникам Рефухио, она еще и маскировала лица разбойников. Когда Рефухио снял тунику, багровый шрам, пересекающий его грудь, был ясно виден — это было напоминание о его недавнем ранении. Что будет, если его снова ранят? Сама мысль об этом была невыносима, и Пилар не была уверена, сможет ли смотреть на бои. Остальная аудитория разгадала тактику Рефухио и была просто в восторге. Это стало ясно по тому, что ставки на него и его сторонников резко подскочили.
Филипп и его друзья приняли это в штыки. Они запротестовали, но им тоже предложили намазаться сажей и жиром. Юноша с высокомерием, достойным гранда, отказался, заявив, что они не унизятся до того, чтобы искать спасения под слоем грязи. Ответа Рефухио не было слышно из-за криков толпы, но Филипп, резко повернувшись, зашагал обратно к своим друзьям. Он посмотрел на Пилар. В его взгляде смешались злоба и вожделение, подозрение и замешательство.
Рефухио сделал шаг вперед, оглядев собравшихся. Он стоял, широко расставив ноги, словно гладиатор на арене. Шпагу он держал так непринужденно, словно это была дирижерская палочка. В другой его руке был щит. Он обратился к зрителям:
— Приветствую вас, ночные бродяги, обитатели этих волшебных островов! — воскликнул он. — Мы приветствуем вас в последний день карнавала, последний день веселья! В знак признательности за ваше гостеприимство мы устраиваем состязание в силе, умении фехтовать и верховой езде. Пусть все, кто хоть когда-нибудь мечтал о деяниях, исполненных отваги, и подвигах, достойных рыцарей, присоединятся к нам! Если вы не желаете сражаться с нами, пусть каждый найдет себе достойного противника, ибо мы явились сюда не для того, чтобы проливать кровь, но чтобы похвалиться друг перед другом воинскими талантами; не для того, чтобы отнимать жизнь, но для того, чтобы радоваться ей! — Он продолжал, посвящая всех в правила игры: — Это будет настоящий турнир, борьба до победного конца. Шпаги затуплены, но все еще опасны. Можно наносить рубящие удары, но колющие строго запрещены. Человек, раненный до крови, считается убитым и должен покинуть поле. Безоружный должен признать себя пленником. За него возьмут выкуп. Потерявшего сознание могут унести его друзья или взять в плен соперники — кто успеет первым. Человек, заставивший спешиться противника, не обязан спешиваться сам, чтобы драться с ним; однако пеший может попытаться отобрать у всадника лошадь, если ему это удастся.„Последний человек или группа, оставшаяся на поле, будут признаны победителями. Бой может закончиться в любой момент, если одна из групп решит сдаться, а также бой может прекратить своим решением судья, прекрасная госпожа Венера де ла Торре. Она же даст сигнал к началу сражения.
Это было великолепно и просто, честно и достойно. Рефухио коротко и ясно предложил зрителям участвовать в состязании, наметив при этом границы, которые нельзя было преступать. Толпа была покорена его речью и бурными криками выразила свое удовольствие.
Из слов Рефухио Пилар поняла, что, сняв одежду и лишив себя и своих людей защиты, он тем самым стремился уравнять шансы. Он не сказал этого прямо, но это было ясно и без слов. Его люди были старше и опытнее, к тому же вышколены долгими тренировками, их навыки оттачивались в постоянных стычках, грозивших смертью в бою или виселицей. Поранить до крови его и его людей затупленной шпагой было легче, если их не покрывала одежда. Когда Пилар осознала это, она ужаснулась.
Рефухио поклонился и, повернувшись, легко вскочил в седло. Он застыл в центре поля, пока остальные выходили вперед, чтобы представиться и засвидетельствовать свое почтение судье и зрителям. Выполнив это, сражающиеся вскочили на коней и разъехались по местам, выстроившись за линиями, начерченными на поле. Факелы потушили, ткнув их в песок, и воцарилась темнота.
Внезапно стало так тихо, что было слышно, как бормочут волны, накатываясь на песок. Фыркнула лошадь, звякнули удила. Где-то вдали залаяла собака. Кто-то чихнул, и женщина проглотила смешок.
В полумраке вырисовывались два ряда всадников. Их темные силуэты чернели, как тени, в призрачном свете луны. Ветер перебирал лошадиные гривы, раздувал широкие рукава смутно белевших рубашек Филиппа и его друзей, выстроившихся справа. За ними неустанно билось о берег море, и светлая лунная дорожка поднималась и опускалась на волнах.
Пилар никто не предупредил заранее, что она должна будет дать сигнал. Она не могла придумать, как это сделать. Где-то за ее спиной барабанщик выбивал легкую дробь, которая становилась все громче. Она огляделась по сторонам в поисках какого-нибудь предмета: музыкального инструмента, косынки. На худой конец можно было бросить что-нибудь на поле. Вдруг она замерла. Взглянув на платье, Пилар увидела, что там еще осталась одна светлая ленточка. Она вполне могла ею пожертвовать. Быстро развязав ленту, она вскочила на ноги и подняла ее над головой. Шелк развевался на ветру, светясь в лунном сиянии. Затем широким жестом Пилар кинула ленту в сторону поля. Кусок шелка медленно скользил по воздуху, переливаясь и поблескивая, затем опустился на землю. Барабанщик в последний раз ударил в барабан.
