— Заберите ваш ужасный пакет и больше никогда ничего мне не носите! — возмутилась как-то старшая Филатова. — В конце концов, мы для вас — чужие люди! В какое положение вы меня ставите?!
— Шурочка, вы не можете запретить мне о вас заботиться! — отбивался он.
— Могу и запрещаю! — категорически приказала она. — Я, знаете ли, сударь, не привыкла быть обязанной. Купить у вас продукты я пока не могу, последнее колечко, обручальное, мы с Танечкой "проели" ещё в ноябре! Работу мне пообещали, но пока это только обещание…
Алексей Алексеевич, встретив такой отпор, растерялся. Он покупал в магазинах все подряд, не глядя на цены. Он тратил уже марки, которые получил в Берлине за публикацию своей книги о кишечнополостных операциях…
Сейчас Подорожанский топтался у порога с пресловутым пакетом в руках, не зная, что делать. Хотя давно понял: Александра Павловна не походит ни на одну из женщин, что встречались прежде в его жизни. Их было не так уж много, и Алексею Алексеевичу без труда удалось сохранить свою свободу и не обременять себя слишком серьезными отношениями. Если бы она и дальше позволяла ему заботиться о ней, то их роман перерос бы во что-нибудь идиллическое, как говорится, без особых последствий. Он, поставивший свою Шурочку на пьедестал, так и остался бы внизу, отправляя ей наверх свои знаки внимания. Тогда не понадобилось бы что-то в жизни менять. Если бы…
Если бы Александра Павловна была личностью заурядной, принимавшей жизнь как данность, в которой она не в силах что-либо изменить… Но Филатова по натуре была бойцом, и только длительное недоедание — последний кусок она старалась отдать дочери — на время выбивало её из колеи.
Наверное, от осознания того, что плыть и дальше по течению у него не получится, Алексей Алексеевич произнес слова, прежде в его речи не встречавшиеся.
— Шурочка, — сказал он, — выходите за меня замуж!
В комнате повисло молчание. Подорожанский, ошеломленный собственной смелостью, так и остался стоять у порога. Сидящая у стола Александра Павловна застыла: она подозревала, что их недолгое — недельное — знакомство может перерасти во что-нибудь серьезное; профессор так изменился, не сводит с неё глаз, помолодел и посвежел, но чтобы это было так скоро…
— Мое предложение вам неприятно? — нарушил молчание профессор. — Конечно, вы молоды, красивы, а я старый закоренелый холостяк…
И осекся от её звонкого веселого смеха.
— Алексей Алексеевич, Алеша, какой вы, право, горячий! Ну нельзя же так быстро! Мы даже не успели как следует узнать друг друга, привыкнуть…
— Я вам и предлагаю привыкать, — уже осмелел Подорожанский, — но вместе. Я скучаю без вас, мне больно даже представить себе, что вы можете недоедать или быть лишенными чего-то необходимого. А ваша маленькая холодная квартирка? Не забывайте, дорогая, у вас дочь — девушка, ей опасно переохлаждаться…
— Все ясно, заговорил врач. Дайте подумать хоть денек! Вы и так застали меня врасплох. Нужно поговорить с Таней.
— Так я уже поговорил.
— Что?! — казалось, Александра Павловна не верит своим ушам.
— То есть не впрямую… — смешался профессор, — просто вчера Танюша призналась, что совсем не помнит своего отца, я и спросил, не хотела бы она видеть своим отцом меня?
— И что Татьяна?
— Сказала, что не возражала бы.
— Час от часу не легче — заговор! — Александра Павловна говорила подчеркнуто возмущенно, но глаза её смеялись.
— Я не понял. — Подорожанский растерянно посмотрел на нее, — вы мне отказываете или соглашаетесь?
— Ладно, присылайте сватов, — улыбнулась Александра Павловна.
— Что?
— Я хотела сказать: ищите телегу, грузиться будем.
— Правда? — глаза профессора засияли. — Тогда я быстро, я сейчас… Вы только меня подождите!
Он поискал глазами, куда деть принесенный пакет и наконец положил его прямо на коврик у двери.
Александра Павловна проводила взглядом уходящего Подорожанского и посмотрела на небольшую фотографию мужчины, стоящую на комоде.
— Прости, Гриша, но мы расстаемся. Твой незабываемый портрет я оставляю здесь вместе со своим "плачем Ярославны". Как и легенду о том, что ты умер от сердечного приступа. Безутешная вдова снимает траур. Прощаю тебе, Гриша, что ты проиграл в рулетку мое приданое! Прощаю, что оставил нас с дочкой без гроша и сбежал в Италию! Прощаю тебе годы, которые я провела в долгом ожидании и тщетных надеждах! Прощаю тебе, что чуть было не погребла себя навек в море скорби по такому ничтожному человеку, как ты, не видя вокруг других мужчин! Аминь!
Этого монолога никто не слышал, а притаившийся в бездействующем маленьком камине домовой хоть и слышал, но никому ничего не сказал.
А в лаборатории продолжалась уборка. На этот раз к ней подключился Ян — он носил Тане воду и даже выжимал тряпку, чем окончательно реабилитировал себя. Головин, расставив столы, стал вешать на стены какие-то рисунки и среди прочего выполненное цветными карандашами анатомическое строение человека.
— А это зачем? — удивился Ян.
— Увидишь. Не волнуйся, перед началом работы я прочту вам наш план исследований и анализа на первый месяц. Дальше пока заглядывать боюсь. И так мало кто из медиков в нашу затею верит, а один из заместителей Семашко прямо сказал мне, что я хочу подвести научную базу под обычное шарлатанство… Этот первый месяц я поработаю с вами, подробно посвящу в собственные разработки, а на следующий месяц мы наберем две группы желающих расширить свои психологические возможности: с одной будет работать Таня учить видеть с закрытыми глазами, с другой — Ян, учить умению диагностировать внутренним зрением.
— Считаешь, Федор Арсентьевич, такому умению можно обучить? — изумился Ян.
— Вполне, — кивнул Головин, — но сначала умению обучать придется научить тебя самого. Для того чтобы выжить и продолжить нашу работу, мы должны быть готовы ко всему. Учиться, например, астрологии…
— Предсказанию судьбы по расположению звезд? — уточнила Таня.
Головин кивнул.
— Френологии…
— Минуточку, — вмешался Ян, — мне показалось или я не ослышался? Это лженаука, которая определяет психологические особенности человека по строению его черепа? Вот уж действительно шарлатанство: влияние линий руки на судьбу, влияние формы черепа на характер, влияние Луны на что-то там…
— На земные приливы и отливы, — спокойно проговорил Головин.
— Даже Знахарь, ярый поклонник народной медицины, и то, боюсь, не понял бы тебя, — покачал головой Ян. — Зачем нам подобные науки?
— Не скажи. Был, например, такой французский юрист — Бертильон, который с помощью френологии разработал целую систему идентификации преступников…
— Ею пользуются полицейские всего мира? — поинтересовалась Татьяна. Головин заколебался.
— Некоторые с ним не согласны, да я и не о том. Я только хотел сказать, что мы должны своими исследованиями помочь всем: ученым, военным, политикам. Исследование мозга таит в себе такие возможности!.. Если государство поверит в полезность нашей работы, мы сможем спокойно заниматься наукой, не беспокоясь впредь о куске хлеба.
— Считаешь, для наших исследований понадобится много денег? — спросил Ян. — Сколько, например?
— Чем больше, тем лучше! Представь себе, — загорелся Федор, — нам придется, скорей всего, обращаться к физикам, к механикам, чтобы помогли создать приборы, регистрирующие мозговую энергию…
— Возможно ли это? — посомневался Ян. — Увидеть невидимое?
— Придется поработать. — согласился Головин. — Никто не говорит, что такое возможно немедленно, но мы можем к нему стремиться…
— Фантазер ты!
— На себя посмотри! У самого в кармане — вошь на аркане, блоха на цепи, а туда же: сколько денег нам нужно?!
Он передразнил юношу, но, что-то вспомнив, внимательно посмотрел на Яна.
— Постой, я же тебя знаю, с чего это вдруг глазки затуманились, какая-то идея появилась? Я-то, чиновник со стажем, подумал только о том, как придется ходить по кабинетам с протянутой рукой! Признавайся, что задумал?
О сокровищах Воронова Ян ни в тот момент, ни когда-нибудь позднее не вспомнил, чему очень порадовался бы один майор ОГПУ. То есть однажды он подумал, что, наверное, их нашли, раз ему, студенту Поплавскому, такой подарок преподнесли. Небось тут же сдали в доход государства. Советам сейчас ох как много денег надо! Нет, он думал о том, что некто Гапоненко отмел как задачу труднодоступную и даже вредную. Да ему и не нужно было большего богатства, чем то, которое можно было просто уложить в чемодан, привезти туда, куда тебе надо, и без помех им воспользоваться. Нет, Ян подумал совсем о другом.
— Федор, помнишь, я говорил тебе о сокровищах духоборов?
— Это о тех, что живут под землей и годами, а может, и веками копят неисчислимые богатства? — он махнул рукой, как бы отгоняя от себя что-то ненужное и прилипчивое. — Брось, забудь! Я уж не стал тебе сразу такое говорить, чтобы не обидеть; ерунда это, ей-богу! Сказки бабушки Арины. Да если бы они существовали, к ним давно бы нашли дорогу — не рядовые граждане, так государственные чиновники. Подумай сам: страна считает каждый рубль, а где-то лежат нажитые неправедно сокровища, и государство не попытается их изъять?! У ювелиров отобрали все до последнего грамма. Церковные колокола идут в переплавку, оклады дорогие с икон снимают… Сказки все это!
