Она колебалась доли секунды.
— Дай слово, что то, что я скажу, останется между нами.
Он кивнул, затем усмехнулся:
— Я просто замер от любопытства.
— У Бачена есть молодой лакей, — сказала она, забираясь к нему на кровать, улыбаясь так же, как и он.
— Да? — Он мог предположить, но хотел услышать это от нее. Его губы все больше растягивались в улыбке.
— И мы устраиваем особого рода представления для Бачена.
— А он смотрит?
— Конечно.
— Еще кто-нибудь смотрит?
— Синджин!
Он подозревал, что Бачен смотрит, так как у него была репутация мужчины, испытывающего стремление к наблюдению эротических сцен.
— Как зовут молодого счастливца?
Она повела плечами:
— Я точно не знаю.
— И ты ему нравишься? — шутя сказал он;
Лежа на боку, опираясь на локоть, она водила рукой по подбородку Синджина, который уже покрылся щетиной в этот поздний час.
— Похоже на то. — Улыбка прозвучала в ее голосе.
Остановив медленные движения Кассандры, Синджин взял ее руку и с усмешкой прошептал:
— Я никогда не был лакеем, а ты требовательная хозяйка.
— Ты распутный повеса, Синджин, — игриво сказала Кассандра, пытаясь освободить свою руку.
— Я думаю, я недостаточно скромный. — Он весело посмотрел, продолжая держать ее руку.
Он подозревал, что лакей Бачена был тщательным образом подобран по своим физическим данным.
— Скажи мне, что он говорит.
— Я не знаю, Синджин…
Он никогда раньше не видел, чтобы она краснела.
Но он заметил, что ее соски стали твердыми.
— Скажи мне, — шептал он, поднося ее пальцы ко рту и нежно их покусывая, — и я посмотрю, что я могу сделать…
* * *
Он сделал, и, как оказалось, с очень хорошим шотландским акцентом, и он был более нескромным, чем высокоодаренный лакей Бачена. И много позже, прежде чем уснуть, Кассандра сонно прошептала:
— Ты прелестный негодник…
В полусне Синджин ответил:
— А ты самая восхитительная ,шлюха, которую я знаю…
* * *
Итак, два дня спустя он стоял на верхних ступенях лестницы в доме Бачена рядом с Кассандрой, ее глупой молодой племянницей, провинциальным бароном-отцом и матерью Лавинии.
Леди Врокслей, осуждавшая принятую в свете неверность, сделала исключение для роли Синджина в семейном торжестве; поскольку Кассандра была благодетельницей, сделавшей возможным светское общество для юной Лавинии, ее осуждение ограничивалось холодными ответами и хмурыми взглядами в сторону бесчестного герцога Сетского.
Тем не менее то, что Синджин стоял рядом с Кассандрой, служило огромной притягательной силой, порождающей массу сплетен.
Он бесчестный, согласились все. И бесстыдный.
Дерзкий тоже. Беззастенчиво-наглый, как Кассандра, судачили сплетники. Высшее общество развлекалось, решив посмотреть на вызывающее зрелище — Кассандра и Синджин, жена и муж на один вечер.
Дебют юной Лавинии Врокслей собрал самое большое общество в сезоне.
— Никогда не думал, что увижу одомашненного Святого, — с сарказмом заметил один из его друзей, проходя мимо выстроившихся встречающих.
Поклон Синджина был изящным, улыбка покорной. «Кассандра умеет убеждать».
— Разыгрываешь джентльмена, Синджин, дорогой? — лукаво промурлыкала одна из его знакомых женщин, делая реверанс хозяину и хозяйке.
— Стараюсь, — ответил он с усмешкой.
— Джордж уезжает на неделю в Кент, — продолжила она, смысл фразы был очевиден.
Кассандра повернула голову и бросила сердитый взгляд:
— Право, Каролина, нельзя ли подождать с этим?
— Ты познакомилась с мисс Лавинией, Карло? — мягко вставил Синджин. — Кажется, она очаровательная девушка.
Взгляд Каролины Данфорд был устремлен в глаза Синджина дольше, чем полагалось.
— Я уверена в этом. Помни же… — И она прошла дальше, слегка коснувшись кружевным веером щеки Синджина.
— Боже милостивый, Синджин, — прошипела Кассандра, не забывая улыбаться гостям, — эта женщина нахалка. Она не могла написать тебе утром записку?
Лицо леди Врокслей стало сердитым. Сет был воплощением порока, женщины открыто предлагали ему себя. Если бы Кассандра не тратила огромные деньги на Лавинию, она была бы не прочь поделиться своим мнением с этим слишком красивым франтом и рассказать о том, что в мире еще есть уважаемые люди.
Но вдруг ее глаза в удивлении широко распахнулись, рот открылся, и она.., простила Синджину Сейнт Джону все его грехи, потому что узнала человека, пробирающегося через толпу, чтобы приветствовать герцога Сетского.
— Вечер добрый, Синджин, — проговорил приблизившийся молодой человек, одетый по последнему крику моды. — Похоже, у вас здесь весь город собрался сегодня.
— Вечер добрый, Прини, — небрежно сказал Синджин молодому принцу Уэльскому, компаньону во многих его кутежах. — Ну, теперь, когда ты здесь, вечер, конечно, будет иметь успех.
— Где крошка, ради которой ты это делаешь? — осведомился принц, пробегая взглядом линию встречающих.
— Не для крошки.
Взгляд принца вернулся к Синджину, их глаза встретились, выразив взаимопонимание.
— Кассандра, — сказал он, когда она повернулась к нему с улыбкой и реверансом, — ты сама сегодня выглядишь на восемнадцать. Как может твоя племянница выходить в свет?
И когда леди Врокслей, осознав огромную честь, выпавшую дочери в день ее дебюта, изогнулась в низком поклоне перед своим будущим королем секунду спустя, Синджин взглянул на часы и сказал беззвучно Кассандре:
— Долго еще?
* * *
Несколькими часами позже, после тысяч незначащих реплик, после сотен ящиков шампанского, после полного репертуара музыки и танцев маэстро Донги, после легкого ужина и карт и нескольких тысяч бутылок шрабового пунша, Синджин и Кассандра вошли в ее будуар.
— — Чрезвычайно забавно, — насмешливо воскликнул Синджин, падая на кровать Кассандры. Последний гость был вежливо выпровожен, солнце только начинало подниматься над стеной сада, окрашивая фасад дома Бачена в розово-красный цвет [До начала XIX века, когда впервые был образован и начал действовать институт полиции, высокие стены, окружавшие городские жилые дома, были насущной необходимостью. В XVIII веке в Лондоне орудовали многочисленные воры и взломщики. Даже в самой жалкой лачуге дверь была сделана из железа или обита им, и окна были забраны решетками с целью защиты от ночных нападений. Каждый двор был окружен высокой стеной-крепостью с тяжелыми воротами.
Каждую ночь на улицах города и дорогах к нему совершались ограбления. Этот факт отразил Др. Джонсон в стихотворении «Лондон»:
Готовься к смерти, если бродишь здесь в ночи,
