Что ж, он, пожалуй, проявил слабину, согласившись отправиться в логово к ее великосветским знакомым, но, с другой стороны, почему не помочь человеку, который тебе симпатичен, а она… Да, он, несомненно, испытывает к ней симпатию… А возможно, что-то немного большее. Но только совсем немного…
Стряхнув с себя неподвижность, Келл снова поднес руку к лицу. К тому месту, где шрам.
Проклятый негодяй! Гнусный растлитель!
Он и сейчас испытывал тот же гнев, ту же ненависть, что охватили его много лет назад, когда он узнал о том, что проделывает дядя Уильям с Шоном. И сейчас чувствовал боль от ударов и как кровь стекает по его изуродованному лицу.
Подлец! Я убью тебя, если только посмеешь хоть еще раз дотронуться до моего брата!
Он кинулся с кулаками на дядю, ничего не различая от бешенства, нанося ему удары и сам получая в ответ. В какой-то момент он понял, что превосходит по силе этого взрослого мужчину. Еще немного — и он уложит его на пол или заставит убежать из комнаты, но тут последовал страшный удар по лицу, разворотивший ему скулу…
Однако открытая рана не помешала ему той же ночью вместе с Шоном покинуть дом дяди и направиться в Ирландию. В Дублине они надеялись затеряться так, чтобы их не нашли.
Прошло много долгих и трудных дней и ночей, когда их пристанищем были улицы. Зачастую мальчики находились на грани голодной смерти. Рану на щеке у Келла никто не лечил. Она чудом зажила, но остались уродливые шрамы. Однако они не шли ни в какое сравнение со шрамами, оставшимися в незрелой душе Шона от того, как с ним поступал его родной дядя…
А полгода спустя дядя Уильям разыскал их…
С трудом прогнав гнетущие воспоминания, Келл возобновил чистку оружия. Но рапира, которую он держал в руке, вернула его снова к мыслям о дяде Уильяме, который был, помимо всего прочего, искусный фехтовальщик и мог бы выиграть не один поединок на рапирах. Но вместо этого получил смертельное ранение от своего собственного оружия…
И поделом ему негодяю, — не в первый раз подумал Келл, стискивая челюсти. Да, туда ему и дорога… Даже если бы он, Келл, не был причастен к этому…
День званого приема — первого для Рейвен в ее новой роли, вернее, в двух ролях: оскандалившейся невесты герцога и супруги не вызывающего доверия человека — наступил быстрее, чем она ожидала.
Она уже оделась, отпустила служанку и теперь стояла перед большим настенным зеркалом, глядя на свое отражение.
Что она видела там?
Изящную молодую женщину в наряде золотисто-персиковых тонов, с высокой прической, заканчивающейся золотым обручем на иссиня-черных волосах.
Что ж, не так уж плохо — оценила она себя. Со вкусом и не вызывающе, а вызов, если потребуется, найдут в ее глазах и словах. Она готова к битве. К началу военных действий, если они будут объявлены. Наверняка они вскоре последуют…
Она воинственно вздернула подбородок и принялась ходить по комнате в ожидании Келла. Она даже слышала через стенку, как в соседней комнате он разговаривает с камердинером.
Стук в дверь оповестил, что Келл тоже готов. Она не сразу узнала его в привлекательном, одетом с иголочки незнакомце, который возник на пороге. Некоторое время она позволила себе молча любоваться им.
— Я не ошибусь, если предположу, что вы одобряете мой вид? — услышала она знакомый ироничный голос.
О да, она вполне одобряла! Он показался ей еще красивее, чем всегда, — в строгой синей куртке, в парчовом жилете серебристого цвета, с ослепительно белым платком на шее; в коротких обтягивающих штанах и длинных чулках. Завершали одеяние лакированные черные туфли с серебряными пряжками.
— Да… — проговорила она немного растерянно. — Вам к лицу ваш наряд… Вполне.
Во взгляде, которым он окинул ее, она не увидела ни одобрения, ни тем более восхищения — просто узнавание. Что ж, и на том спасибо… Впрочем, вполне возможно, она придирается…
Он предложил ей руку.
— Идемте, мадам.
Он сопроводил ее вниз, где они надели теплые плащи, перчатки, а Келл вдобавок водрузил на голову высокую бобровую шапку. На улице был уже зимний вечер, а в ландо, которое ожидало их у подъезда, на особое тепло рассчитывать не приходилось.
В дом к Уиклиффам они прибыли первыми. Когда Рейвен поняла это, у нее что-то дрогнуло внутри: она с ужасом подумала, не совершили ли они с Бринн непоправимую ошибку, полагая, что кто-то вообще приедет на вечер, устроенный в честь Рейвен и ее бракосочетания?
Огромный дом был пугающе безмолвен. Тишина подчеркивалась ярким освещением и праздничным убранством холла и лестниц, где было множество оранжерейных цветов.
Хозяева вышли им навстречу, и Рейвен была удовлетворена впечатлением, которое — она ясно видела это — произвел Келл на ее красивую подругу. Конечно, та всячески старалась этого не показывать ни Рейвен, ни своему супругу — тоже вполне подходящему мужчине с женской точки зрения.
Бринн протянула Келлу руку со словами приветствия, с Люсианом они обменялись рукопожатиями, после чего лорд Уиклифф произнес благожелательным тоном опытного дипломата:
— Рейвен успела рассказать нам о том, с каким великодушием вы пришли ей на помощь, мистер Лассетер. Примите нашу благодарность, мы никогда не забудем этого.
— Не стоит благодарности, милорд, — любезно ответил Келл, но Люсиан посчитал нужным продолжить эту тему.
— Видите ли, — сказал он, — Рейвен для нас как сестра, и, уверяю вас, наша благодарность вполне искренна и может стать вполне действенной.
Рейвен решила прервать этот разговор, увидев, как напряглось лицо Келла, но в это время дворецкий объявил о появлении леди Далримпл и лорда Латтрелла. Что ж, ее родственники уже здесь…
Старик радостно обнял внучку, после чего уселся на софу со стаканом шерри в руке. Тетя Кэтрин поздоровалась с ней холодно и церемонно и почти не обратила внимания на Келла, всем своим видом давая понять, что она здесь не по собственному желанию, а чуть ли не по принуждению.
Однако вскоре общая неловкость уступила место неестественно оживленному разговору, в котором менее всех принимал участие Келл. Но все же, к удивлению и радости Рейвен, он явно не отмалчивался и постепенно втянулся в беседу. Она знала, что он делает это ради нее, и пыталась поблагодарить его взглядом, но он упорно избегал ее глаз.
У Рейвен немного отлегло от сердца, когда она узнала, что Бринн специально пригласила ее и членов ее семьи немного раньше остальных гостей, чтобы поужинать и побеседовать в тихой обстановке, а уж потом встретиться с основной массой гостей в бальном зале.
Так и произошло. После ужина они прошли в зал, где огни свечей были еще ярче, пламя каминов еще жарче, но весь этот свет не разгонял мрак, затаившийся в душе у Рейвен.
