— Значит, мне не надо извиняться?
— За то, что тебе хочется секса? — спросил он, швырнув ее одежду на пол. — Я так не думаю. — Он уложил ее на постель, обратив внимание, что без многочисленных нижних юбок и пышного гофрированного платья ее худоба стала более заметна. — Ты явно похудела. Ты, случаем, не болела?
— Только если тоску по тебе можно назвать болезнью. — Она улыбнулась. — Каждый день я по несколько часов скакала верхом, пытаясь забыть тебя.
— А я вместо этого пил. — Он пропустил цепочку от часов сквозь петлицу жилета и положил часы на ночной столик. — И твоя попытка отвлечься сработала? Моя — нет. Хотя, конечно же, алкоголь смягчил мои мучения.
У нее что-то шевельнулось в душе.
— Ты страдал, мучился-без меня?
— Чертовски мучился. — Он был удивлен собственной честностью и откровенностью, хотя предстоявший завтра отъезд, несомненно, позволил ему большую откровенность.
— Я не думала ни о чем, кроме тебя, все эти бесконечные недели, — тихо произнесла она. — Прошу простить мою неделикатность. Я знаю, никто не говорит о любви в подобных ситуациях, но я почему-то в мыслях выражаюсь именно в таких терминах. Пусть это тебя не тревожит, — сказала она, поскольку он вдруг замер, а не снятая до конца куртка застряла на полпути. — Я выражаю свои чувства самым наивным образом. Ведь я уезжаю завтра, как тебе известно. — Она пожала плечами. — Какое может иметь значение, что я говорю?
Он думал точно так же, хотя уже не был настолько зеленым юнцом, чтобы говорить об этом.
— Значит, открытость и откровенность будут правилом на эту ночь, — заметил он шутливо. — Это что-то новенькое в моей жизни.
— А я почему-то думала, оно уже было, — улыбнулась она, увидев, что он продолжил раздеваться.
Элспет сидела на краю позолоченной кровати, дополняющей модный интерьер. Подобрав ноги и солнечно улыбаясь, словно невинное дитя, она казалась явно не на своем месте в напыщенной роскоши комнаты, размышлял Дарли.
Или возможно, она была глотком свежего воздуха в этом модном интерьере, словно милая розовощекая нимфа или чудная фея из мифических стран.
Тот факт, что Королевская комната предназначалась для самых почетных гостей, возможно, давал ему передышку. Но сегодня его не насторожило, что его матушка удостоила Элспет особой милости. Может, даже догадываясь о причине.
Наоборот, он понял, что это давало огромный простор, свободу действий ему — им — до истечения, отведенного им срока.
Он никогда прежде не ощущал такой свободы, которая, возможно, и позволила ему сказать:
— Я подумал даже, что ты, возможно, забеременела и приехала в город для встречи с моими родителями.
У нее широко распахнулись глаза.
— У меня никогда не хватило бы на это смелости. — Выражение лица внезапно стало оценивающе-заинтересованным. — Но ведь ты все же приехал.
— Как видишь, — не задумываясь, ответил он. Он и сам не понимал, почему он тут же примчался, несмотря на вероятность такого поворота событий.
— И что бы ты предпринял, если бы я оказалась беременной?
Он пожал плечами, сейчас из одежды на нем оставались лишь бриджи.
— Скорее всего, ничего.
— Поскольку ты ничего и не обязан делать. — Ей не следовало позволять себе так увлечься созерцанием его мужских достоинств, когда его ответ был столь жестко прямой, не требующий толкований, но она не могла удержаться. Он был поразительно мужественен — рельефные мускулы, грубая сила, — он был красив, как Бог.
— Ты замужем, — подчеркнул он прямолинейно, хотя внутри и чувствовал какое-то странное удовлетворение собственника от сознания, что он был ее первым любовником.
Его бесстрастное утверждение было также квинтэссенцией мужской сущности.
— Это правда, — сказала Элспет, зная правила, по которым жило общество. Мужчины не несли никакой ответственности, если только не представали перед судом. Что отнюдь не было нормальной практикой среди аристократов, где скандалы никогда не признавались открыто. — Я могла бы назвать тебя отцом ребенка. — В ее голосе прозвучала обвинительная нотка. — Тебе пришлось бы взять на себя какую-то материальную ответственность.
— Что заставляет тебя думать, что я бы оспорил свое отцовство?
— Я должна быть благодарна за это, я предполагаю, — буркнула она. — Но ведь деньги для тебя не проблема, не так ли?
— Прости. Я рассердил тебя. — Он встретил ее взгляд. — Мне следует уйти?
— Раз уж я не беременна?
— Я по крайней мере попрошу прощения, — сказал он, пытаясь уклониться от этой потенциально взрывной перепалки. — Мир может быть жестоким, я знаю.
— Потому что это мир мужчин, — сказала она резко. Дарли поднял руки в знак сдачи, не находя слов против ее утверждения.
— Я не знаю, как мне выбраться из всего этого. Если ты можешь что-то посоветовать…
— Я могла бы. Все зависит…
— От? — В его взгляде сквозила настороженность.
— От того, не боишься ли ты заниматься любовью с женщиной, которая может говорить, более открыто и откровенно, чем ты привык. — Она смерила его взглядом. — После нескольких недель диких скачек в Йоркшире я отнюдь не склонна к самопожертвованию. И мне ровным счетом наплевать, особенно сейчас, на любые правила и условности. И вопрос, пущу ли я тебя в мою постель или нет, касается лишь тебя и меня. — Она чуть вскинула брови и вдруг улыбнулась: — Итак?
— Тебе не надо повторять дважды. — Он с быстротой молнии стащил с себя бриджи. — На самом деле, — он вернул ей улыбку, — я вовсе не уверен, что смог бы уйти, не спросив тебя.
— Твое высокомерие тебе к лицу. И ты это знаешь, верно? — В глубине души она знала, что все равно не смогла бы прогнать его.
— Я не знаю ничего подобного. Но то, что ты хочешь меня, ужасно мне нравится.
— Хорошо. — Она шлепнула рукой по постели, отметая светские условности в пользу более приятных вызовов, помня в первую очередь о том, как мало времени оставалось провести им вместе. — Давай, доставь мне удовольствие, ведь мне придется очень долго обходиться без тебя.
— Ты выглядишь заметно более хрупкой, чем я тебя запомнил с последнего раза, — заметил он, подходя к постели. — Я буду, осторожен, чтобы не сделать тебе больно.
— Не волнуйся за меня. Все, что я хочу, это испытать столько оргазмов, чтобы мне хватило на долгое морское плавание в одиночестве.
— Скажи мне сколько, — прошептал он, опрокидывая ее на спину и следуя за ней. — И мы посмотрим, что сможем сделать…
И он оправдал свои слова, занимаясь с ней любовью с невероятной нежностью и сладострастием, в полном контрасте с недавней интерлюдией в Лэнгфорде, где секс был всего лишь сексом, и ничем больше.
