Голос брата послышался вновь – напоминая ему, что, если бы все шло, как хотел Гектор, он был бы сейчас женат на Мариоте.
Как ни странно, эта мысль больше не вдохновляла его!
Инстинкт и здравый смысл подсказывали, что женитьба на Мариоте не оправдала бы его ожиданий. Он вспомнил, как мечтал любоваться на нее всю жизнь, и почувствовал себя круглым дураком. Девушка никогда не думала ни о ком, кроме себя. Она была наивной, своенравной и болтливой до неприличия. Но понимание того, что он избежал неудачного брака, не примирило его с гнусной затеей Маклауда.
Гектор лег в постель. Надо было поспать, чтобы завтра выдержать тяжелый разговор с отцом. Первый раз в жизни ему приходилось в одиночку принимать решения и отстаивать собственную точку зрения. Гектор не собирался слушать Лахлана. И указаниям отца подчиняться не хотел. Он подозревал, что Йен Дубх намерен вмешаться в его личные дела, Его женитьба была обманом, но это был его брак, и только он сам мог решать свою судьбу.
На следующее утро после почти бессонной ночи в постели, которая показалась ему непривычно жесткой, Гектор покинул Лохбуи до рассвета, не сказав ни слова никому, кроме дворецкого. Он взошел на свой баркас, очищенный за ночь от водорослей. На веслах сидели тридцать гребцов. Они направились в Дуарт. Гектор говорил себе, что с его стороны было похвально не попрощаться с Кристиной: теперь она может выставить его отъезд перед своими родственниками в форме, которую сочтет удобной.
Когда на лазурном небе появилось солнце, он окончательно уверился в правильности своего решения. Было время прилива, и грести было легко. Задолго до полудня его люди уже сушили весла на галечном берегу у замка Дуарт.
Заметив, что любимого баркаса брата нет на привычном месте в маленькой гавани, Гектор сразу почувствовал себя неуютно. Он рассчитывал на поддержку Лахлана на случай спора с отцом.
Оставив капитана и дворецкого замка проследить за размещением гребцов на отдых и попросив слугу отнести вещи в комнату, где он всегда останавливался, гостя у брата, Гектор отправился по склону холма к входу в замок на северной стороне окружавшей его стены.
Громадная деревянная дверь отворилась при его приближении, и привратник, поприветствовав его, сообщил:
– Сам ждет вас, сэр.
– В зале?
– Нет, сэр, в комнате милорда.
В Дуарте были небольшие внутренние покои, где брат устроил нечто вроде кабинета. Он принимал там своих осведомителей и общался с друзьями и союзниками Макдональда. Поскольку Макдональд, конечно, уже уехал из Финлаггана в Ардторниш, Гектор предположил, что Лахлан уехал вместе с ним. Но поскольку Гектор предупреждал брата, что прибудет в Дуарт, ему показалось странным, что дома не было и Майри. Будь невестка здесь, она бы встретила его, чуть только дозорные на крепостной стене увидели его знамя и возвестили о его прибытии. Но Гектор не встретил ее даже по пути из большого зала во внутреннюю комнату.
Он вошел без стука и застал Йена Дубха за большим столом Лахлана. Перед отцом лежала груда документов и других вещей. Он что-то писал, но при появлении сына поднял голову.
– Ты приехал быстрее, чем я ожидал, – сказал он.
– Ваше сообщение дало понять, что задерживаться было бы неумно с моей стороны.
– Это верно. Однако в последнее время ум не самая сильная твоя сторона, так что и сейчас я не мог ожидать от тебя разумных поступков.
– Где Лахлан?
– В Ардторнише или в ином месте, – ответствовал Йен Дубх. – Суда для его флотилии каждый день прибывают на Лох-Эйлин, и вопрос с жиром буревестников остается. Его светлость отправил его разобраться с подстрекателями.
– Подстрекатели?
– Да, но Лахлан справится и с ними, и с судами, так что не беспокойся. Поговорим сглазу на глаз о твоих делах.
– А где Майри?
– Я попросил ее дать нам поговорить наедине. Она у себя и наверняка будет исключительно рада повидать тебя чуть позже.
Напряжение нарастало. Гектор выдержал суровый взгляд отца, который долго молчал. Наконец он твердо заявил:
– Ты сейчас же выбросишь из головы мысль об аннулировании брака. Мне не нужен скандал, и раз уж ты опростоволосился, то сможешь и нести ответственность – если, конечно, не хочешь чрезвычайно огорчить меня.
Гектор смотрел на гневающегося отца, стараясь не выдать своих чувств. Он снова превращался в двенадцатилетнего мальчишку, ожидавшего наказания за очередной проступок. Ему теперь казалось, что все проказы начинались по инициативе Лахлана, а наказывали обоих братьев. Но ему всегда хотелось отвечать за свои поступки одному. И вот теперь такой момент настал.
Он собрался напомнить Йену Дубху, что ничего этого бы не было, если бы не прохиндей Маклауд, и что сам он ни в чем не виноват. Но он тут же отогнал эту мысль. Разве это был не его выбор? Он сам заварил кашу, он сам женился на Кристине, и он сам был во всем виноват.
– Тебе нечего сказать в свое оправдание? – спросил Йен Дубх.
– Нет, сэр, – ответил Гектор.
– Тогда ты откажешься от аннулирования.
Мысль о том, чтобы провести всю жизнь в браке с Кристиной, теперь не казалась ему такой уж ужасной, но мысль о том, чтобы малодушно смириться с этим браком как приговором, ему претила. Возможно, дело было в том, что слова Лахлана, а затем Йена Дубха лишний раз напоминали ему, что это решение принял не он. Гектор уже невольно подчинился Маклауду, а теперь должен был подчиняться отцу и старшему брату. Он просто не мог прогнуться под них в этот раз. Он должен принять собственное решение – хоть раз в жизни.
Гектор слегка улыбнулся и сказал:
– Сэр, я еще обдумываю, что мне делать дальше, но я, безусловно, обдумаю ваши рекомендации, равно как и мнение Лахлана.
– Ты должен был заявить о расторжении сразу, а не после того, как ты уже вступил в свои права мужа. Просить об аннулировании брака, воспользовавшись девушкой, не лучше, чем изнасиловать ее.
Изумившись ходу мыслей отца, Гектор чуть было не сказал ему, что он не вступал в свои права мужа до этой ночи. Он верил, что Кристина действительно пребывала в неведении, и ему не нужно было обсуждение этой ситуации. Пусть все останется между ними. В любом случае, если и отец, и Лахлан настроены против, ему вряд ли удастся получить разрешение от папы.
Гектор мог бы рассказать отцу правду о том, что жена невольно ввела его в заблуждение, сказав, что они стали мужем и женой в ночь после свадьбы, но это выставило бы его дураком, а Кристину поставило в неловкое положение. Ему эта мысль претила так же, как и мысль, что окружающие могут начать жалеть ее – женщину, которую муж обесчестил и бросил.