— Простите меня, лорд Стерлинг. У меня был тяжелый день, — повернулась и направилась к двери.
— Запритесь у себя, — бросил он вслед.
Она остановилась перед дверью и обернулась:
— Да, я поняла. И не выходить ночью, потому что здесь бог знает что происходит — на самом деле!
— Это я и пытаюсь выяснить, мисс Монтгомери.
— Любой ценой! — уточнила она.
Камилла вышла, но дверью не хлопнула, а аккуратно прикрыла ее за собой.
Внезапно Брайана пробрал озноб, словно из комнаты ушло все тепло и жизнь. Ему хотелось броситься за Камиллой, остановить ее в холле и притащить назад, пусть даже силой. Она не поняла… Да и сам он не понял.
Брайан выкрикнул ругательство. Аякс взвыл, глядя в сторону очага.
— Прости, старина! — сказал Брайан, стараясь взять себя в руки. Боже праведный, она — воспитанница вора, которому посчастливилось пробраться сюда, а он — несчастный граф Карлайл! Зверь. Он сам создал себе этот имидж и, похоже, вошел во вкус.
Определенно, он — злобный интриган, и таких больше нет во всем мире, решила Камилла. Да, она соблюла достоинство и не хлопнула дверью, выходя из его комнаты. Зато с наслаждением грохнула дверью своей спальни. Просто здорово! Жаль, не сломала, так чтобы с петель слетела!
Но дверь, разумеется, была прочной. Петли — надежными. Древними. Они прослужили сотни лет — и протянут еще столько же.
Камилла беспокойно бродила по комнате и злилась, сама не зная почему. Граф сам попросил ее быть его глазами и ушами — а теперь не доверяет ей! Итак, он много лет знает свою драгоценную Эвелин. Она была лучшей подругой его матери. Она была… Кем? Кем она была ему? Любовницей? И ребенок, Элли…
— Какое мне дело? — прошептала она себе под нос с несчастным видом.
Но это дело задевало ее. Брайан был для нее всем, даже когда она злилась на него. Такой высокий и неукротимый, наделенный внутренней энергией и страстностью. Она знала все оттенки его голоса, помнила прикосновение его широких ладоней и длинных пальцев. Она не раз смотрела в его глаза…
— Он и в самом деле чудовище, — громко сказала она, хотя знала: все дело в том, что она поняла его.
Он привлекал ее своей страстностью точно так же, как и глубоко запрятанной нежностью, иногда туманившей его взгляд, когда он смотрел на нее.
Расхаживая по комнате, Камилла призналась себе, что не следовало делиться с ним подозрениями относительно тех, кого он любит и кому доверяет. Ведь никаких доказательств у нее не было.
Очаг догорал. Камилла поворошила дрова и глубоко вздохнула, вспомнив, что завтра ей предстоит особенно тяжелый день. Благотворительный бал затянется до ночи. И у нее теперь есть платье, ее чудесное платье. Несколько минут она сможет покружиться в его объятиях, счастливо улыбаясь.
Покусывая губы, она переоделась в ночную сорочку, приготовленную для нее Эвелин, и забралась в постель. Ей не хотелось оставаться в темноте, и она оставила гореть лампадку на тумбочке. Затем взбила подушку, намереваясь как следует выспаться.
Но сон не шел.
Камилла никогда не боялась мумий и заклятий. Но после всех тревог прошедшего дня невольно поеживалась в постели. Она вспомнила тот голос… Перевернувшись на бок, снова взбила подушку и замерла.
Вот и снова… тот звук. Словно камень скрежещет где-то глубоко в подполье. Словно сам замок, ворочаясь, глубоко вздыхает в ночи.
Она выскочила из постели и прислушалась. Ничего. Теперь… снова.
Камилла пугливо озиралась по сторонам, но чувство страха было невыносимо — ей хотелось выбежать в холл, зажечь свет, закричать во всю глотку — ну почему же никто не просыпается и не беспокоится!
Нет! Она не побежит в холл. Интуиция подсказывала ей: не делай этого, что бы там ни было! Ее взгляд остановился на портрете Нефертити, и она вспомнила его слова: «Если я вам понадоблюсь, просто оттяните левый край портрета».
Она постояла в нерешительности, припомнив, как они расстались за ужином. Но ждать было еще хуже. Она решительно подошла к портрету, положила руку на раму слева и потянула ее на себя.
В стене открылся проем. В его апартаментах было темно, только слабо светился очаг.
— Брайан? — шепотом позвала она.
И тут же ей захотелось закрыть панель и притвориться, что она и не открывала ее. Внезапно она поняла, почему не выскочила в холл и не закричала. Ей хотелось войти к нему без свидетелей. Она все еще сомневалась в его здравомыслии, казалось, он сам своим поведением и создал всю эту драматическую возню вокруг себя. Однако…
— Камилла?
Его звучный голос был спокоен. Никаких гневных ноток.
Она переступила порожек, вглядываясь в полумрак. Он поднялся с кровати, накинул халат и подошел к ней.
— Вы слышали это? — прошептала она.
— Заходите, — ответил он, и она, вздрогнув, послушно очутилась по другую сторону панели. Горели дрова в камине. Огромное ложе под балдахином, рядом гардероб. Справа на столе граммофон. На тумбочках и столиках набросаны газеты и книги.
— Вы слышали? — спросила она.
— Да, — сказал он. И добавил: — Оставайтесь здесь.
— Нет!
— Камилла, прошу, послушайте меня.
Она заметила пса у его ног — он тихо поскуливал. Брайан подошел, чтобы закрыть потайную дверь, — она его видела, чувствовала, осязала его движение.
Руки Брайана легли на ее плечи, и она поняла, что, прежде чем накинуть халат, он надел маску. Она поймала себя на мысли, что ей хочется увидеть, так ли уж ужасен его лик. А впрочем, все равно.
— Останьтесь, пожалуйста.
— Но…
— Камилла, Кто-то просто развлекается.
— Я не хочу оставаться в одиночестве! — запротестовала она.
— Я оставлю собаку.
— Нет! Вам нужно взять Аякса с собой.
— Сомневаюсь, что сегодня узнаю Что-то новое. Шум всегда прекращается прежде, чем мне удается добраться до его источника. Прошу, Камилла, подождите здесь. Запритесь.
Не дожидаясь ее согласия, Брайан вышел в гостиную. Она поспешила за ним, заперла дверь и огляделась. Здесь было светлее. Пусть его поместье и заросло диким лесом, но стол был прибран после их ужина, в комнате было чисто. Она увидела графин на маленьком столике и решила подбодрить себя бренди. Потягивая напиток, она размышляла, почему раньше не догадалась, что опасность могла таиться в его собственном доме. Ведь он все время настаивал, чтобы она запиралась на ночь.
Девушка вздрогнула, услышав шум — на этот раз совсем рядом. Она обернулась. Не может быть… Кто-то дергает ручку двери? Неужели она повернулась — или ей кажется? И снова — вращается?