— Младшего, заметьте.
Она постаралась произнести эти слова как можно презрительнее. Какими бы ни были проблемы между этим человеком и Лео, ревность и зависть тут явно ощущались. Эти чувства окружали ее похитителя таким же душным облаком, как и ужасный одеколон, которым он себя обильно поливал.
— Трокмортон мог мне предложить гораздо больше.
— И все дело только в этом, так ведь? Кто может заплатить больше. Уверяю вас — это я.
Он запустил руку ей в волосы и сильно потянул их. Виола напряглась и попыталась отстраниться. Его рука сжалась сильнее, пока она не почувствовала, как он вырвал у нее целую прядь. Она закрыла глаза.
— Вы действительно ничего не знаете. Проклятие!
Он отшвырнул ее от себя и стремительно встал.
Полы его фрака разлетелись у нее над головой, словно крылья хищной птицы. Кузен Лео начал яростно метаться по комнате, прикусывая зубами затянутый в перчатку большой палец.
— Письмо, — с трудом выдавила из себя Виола.
— Так он их вам показывал?
Радость в голосе ее похитителя заставила Виолу похолодеть.
— Нет! — Она судорожно сглотнула, ощутив вкус крови. — Я могу написать письмо слугам, чтобы они не мешали вам самому обыскать дом.
— Я уже сделал это. Там ничего нет. Значит, сокровище у Лео. Интересно, насколько, вы для него дороги?
Дверь сотрясалась, гнулась и выпячивалась. За ней снова раздался бешеный лай, и Виола невольно улыбнулась, хоть от этого ей стало гораздо больнее. Умница Пен! Единственное, что стояло между ней, дверью и ее верной собакой, были эти мужчины, которые пока не подозревали, что их ожидает.
Псина снова бросилась на дверь. Кузен Лео отступил на шаг и вытащил из кармана-фрака пистолет. Виола с трудом поднялась с пола, схватила стул и с силой швырнула. Он попал в цель с приятным треском ломающегося дерева, и похититель упал. Пистолет отлетел на противоположную сторону комнаты.
Дверь поддалась со звуком, который для Виолы был слаще ангельского пения: громким рыком разъяренного мастифа. Пен с рычанием кинулась на Купера и под отчаянные крики завалила его на пол.
Кузен Лео бросился за пистолетом, а потом метнулся к ней.
— Ах ты, сука!
Он схватил ее за руку, больно впиваясь пальцами в кожу.
В распахнувшуюся дверь вбегали люди: первым оказался Лео, за ним — встрепанный и небритый Сэндисон, затем еще какие-то мужчины — как знакомые, так и совершенно незнакомые. Они неслись вперед, словно грозный поток. Рука ее похитителя на секунду сжалась еще сильнее, а потом он отшвырнул ее прочь.
Пен налетела на одного из подручных Чарлза, и из раненой ноги хлынула кровь. Собака бросилась к Виоле, а члены Лиги вбегали в комнату следом за Лео, переполненным мрачной решимости. Чарлз посмотрел ему прямо в глаза. В его взгляде не было ни раскаяния, ни мольбы — только туман ярости и ненависти, жаркий, словно поток воздуха из кузнечных мехов.
Как они дошли до такого? Год назад он был готов убить каждого, чтобы защитить своего кузена, а сегодня, возможно, лишит жизни его самого, Чарлз уже поднимал пистолет, отводя курок умелым движением. Оглушающий грохот сразу нескольких выстрелов сотряс стены комнаты, которая сразу наполнилась дымом. Едкий запах серы ударил в нос, словно вонь от Темзы в жаркий август.
Лео бросил пистолет. Его глухой удар о пол почти заглушили суета его друзей, сдавленный стон кузена и глухое рычание Пен, Девир и Сэндисон уже скрутили человека, которого та укусила.
Чарлз лежал на полу, скрючившись и почти не шевелясь. Он не оставил ему выбора: Лео сейчас был бы точно в таком же состоянии, окажись его кузен более метким стрелком. И тем не менее он, ощущал вкус горькой вины. Выбор был ясен: Виола или Чарлз. Но это отнюдь не означало, что он был легким.
Внезапно наступившая тишина, окутавшая комнату, казалась невероятно напряженной, как тот пугающий момент между ударом молнии и неизбежным раскатом грома. Позади него скрипнула половица — и мир снова пришел в движение. Де Мулен опустился на колени рядом с его кузеном, Тейн рокочущим басом отдавал какие-то распоряжения, Виола рыдала на полу, обнимая тяжело дышащую, радостно скалящуюся, окровавленную, но живую собаку.
Стоило Виоле залезть в ванну, как все ее синяки и ссадины дали о себе знать. Она невольно застонала, заставляя свое избитое тело погружаться в горячую воду. После великолепной купальни Дарема мыться в таких условиях казалось почти наказанием.
Нэнс сунулась было к ней с губкой, но Виола от нее отмахнулась. Ей не хотелось, чтобы к ней кто-нибудь прикасался — даже ее ловкая горничная. Она вцепилась руками в застеленный тканью край ванны, наклонилась вперед и опустила лоб на сгиб локтя. Пар окутал ее, ласково омывая лицо. Влажный горячий воздух пропитал ее волосы, так что они рассыпались прядями, концы которых упали в воду.
Раны, нанесенные грабителями в ее доме, едва успели зажить — и вот она снова избита так, как никогда в жизни. Ее ум не переставал придумывать извинения для Лео, изобретая такие цепочки событий и резоны, которые потребовали ее обманывать. Он готов был играть роль адвоката дьявола. Но какие бы хитроумные объяснения Виола ни, пыталась придумать, они рассыпались прежде, чем она успевала полностью их осознать, ускользали, словно блуждающие огоньки на болоте.
Он ее просто использовал. Только это и могло быть правдой. Подверг опасности, оставил в неведении и под угрозой. Эта ужасающая истина представала перед ней рядом с еще одним непреложным фактом: она его любит. Эти два никак не сочетающихся друг с другом факта раздирали ее на части, лишая сил и вызывая боль в сердце.
Как она может любить такого человека? И что важнее, как ей избавиться от этого чувства? Потому что она должна на это решиться, должна вырвать его из души и раздавить каблуком, словно гадюку, заползшую в сад.
Дверь внезапно открылась. Звук знакомых шагов заставил ее окаменеть. Все ее мышцы напряглись, как будто она готовилась бежать. Тихие переговоры, словно у постели умирающего. Шорох платья — это ушла Нэнс. Щелчок двери, закрывшейся за ее горничной.
Виола не поднимала головы. Если она посмотрит на него, то либо разрыдается, либо выпрыгнет из ванны, чтобы выцарапать лживые глаза.
Она услышала звук передвигаемого по полу кресла, а затем скрип: он сел рядом с ванной. Даже сейчас этот человек нагло вторгается в ее дом, заявляет свое право здесь находиться, нарушает ее покой. Он сидел тихо, но само его присутствие давило ее, лишало остатков самообладания.
— Можете забрать мой дом. — Звук ее голоса поднял рябь на воде в ванне. — Вы оба.
