Его руки скользили по телу Саоны, вызывая в нем чувственную дрожь, прежде незнакомую юной девушке.
— Я люблю тебя! — говорил он между поцелуями. — Боже, какое счастье, что нам удалось вырваться с этого острова! Теперь мы свободны, более того, мы богаты.
— Как я боялась, — призналась Саона. — Я думала, что солдаты настигнут нас и убьют.
В ее голосе прозвучала тревожная нотка.
Андре почувствовал, что к ней возвращается страх, поселившийся в ее душе с детства.
Андре любил Саону так сильно, что ее чувства были для него несравнимо важнее собственных.
— Дорогая, мы спасены, — спокойно сказал он. — Впереди нас ждет счастливая жизнь. Конечно, сразу не все получится, но со временем твои воспоминания поблекнут, ужас, который мучает тебя сейчас, пройдет. Доверься мне и не думай ни о чем плохом.
— Когда ты меня обнимаешь, я легко забываю все страшное и плохое, — призналась Саона.
— Я так и знал, — кивнул Андре. — В минуты счастья лучше вспоминается хорошее. Вот и я помню тех, кто нам помог: матушку-настоятельницу, Томаса, отца Стефана.
— Как хорошо, что мы поженились! Мы поженились? — словно с сомнением повторила Саона.
В ее глазах мелькнул страх. Она подумала, что их брак, возможно, недействителен, а возможно, венчание ей приснилось.
— Мы поженились, — твердо сказал Андре. — Но мне кажется, брачную церемонию можно будет повторить по всем правилам, когда мы приедем в Америку или вернемся в Лондон. Надеюсь, это доставит тебе удовольствие.
— Я и так счастлива, — сказала Саона с облегчением. — Мне только жаль, что я венчалась такой некрасивой — с грязным лицом и в монашеском одеянии. И ты тоже был черный. Я люблю тебя, — выдохнула Саона. — Я рада, что краска изменила тебя только снаружи. Внутри ты оставался самим собой.
Андре вполне понимал страх Саоны перед мулатами.
Что касается его, о его впечатления о мулатах, из которых он лично познакомился только с Жаком, были самыми благоприятными.
Он надеялся, что когда-нибудь сможет отплатить Кирку и Жаку за их доброту.
— Раз уж мы радуемся своему спасению, давай поблагодарим и бога Дамбалла, который, по словам Томаса, спас нам жизнь. Как бы там ни было, если бы не барабаны вуду, я мог бы просидеть в доме дяди до прихода солдат.
Саона глубоко вздохнула.
— А я, если бы тебя убили, никогда бы никого не полюбила. Я провела бы всю жизнь, до старости, в монастыре и умерла бы монахиней.
Андре задумчиво сказал:
— Пока я не приехал на Гаити, я не верил в силы вуду. А приехав, считал, что барабаны несут в себе зло.
— Для нас они оказались… барабанами любви, — ответила Саона. — Они спасли тебя, и благодаря им мы теперь женаты и счастливы, и мы плывем на этом чудесном корабле.
— Ты права, это барабаны судьбы, барабаны любви. Мы будем вспоминать о них с благодарностью всю жизнь.
Приподняв за подбородок нежное личико жены, нашел губами ее губы.
— Ты такая красивая, такая воздушная! Ты кажешься мне святой, и я боюсь к тебе прикоснуться, — страстно прошептал он.
— А ты… не бойся, — сказала Саона, у которой вдруг пресеклось дыхание.
— Я буду прикасаться к тебе и целовать тебя, пока не уверюсь, что ты вся до последней клеточки своего тела принадлежишь мне! Я хочу целовать тебя от макушки до пальчиков на ногах.
— Мне, наверное, это понравилось бы, — прошептала Саона, поборов смущение.
Андре стал покрывать страстными поцелуями глаза, щеки, шею Саоны.
Осторожным движением, чтобы не напугать любимую, он расстегнул ее рубашку и потянул вниз, любуясь нежной кожей.
Он бережно прикасался к ее телу, как будто это был экзотический цветок.
По телу Саоны пробегала дрожь. Ей еще предстояло научиться отвечать на мужские ласки.
Андре почувствовал, что в ней разгорается огонь и она хочет его так же, как он — ее.
— Я… люблю тебя, — словно в забытьи прошептала она.
— Я тебя тоже, — успел прошептать Андре, прежде чем забыл все слова, воспаряя к небесам в порыве первого супружеского наслаждения.