— Уж поверьте мне, герцогиня, — сказал он, потирая ушибленный бок, — даже будучи пьян, я способен отличить голую женщину от корзины.
Грейс натянула одеяло выше груди.
— Не могу передать, насколько я рада тому, что у меня такой способный муж. — Ей удалось произнести эту фразу высокомерным тоном, хотя она, обнаженная, сидела на кровати, прикрытая одеялом.
К тому же оно не так уж ее и закрывало. Хантеру удалось неплохо ее рассмотреть, и теперь он не мог дождаться мига, чтобы приступить к приятному занятию, а не только восхищаться ее красотой. Ему хотелось всю ночь гладить ее нежную кожу, запоминая каждый изгиб тела. Скоро он языком распробует ее самые чувствительные места и вдохнет ее неповторимый аромат, понемногу возбуждая и свою жену. А потом, когда он лишит ее невинности и покажет, что ожидает ее после некоторых неудобств, он услышит ее тихие стоны — она постигнет радости супружеского ложа.
Пора.
Расстегнув последнюю пуговицу на рубашке, Хантер стянул ее через голову и швырнул к остальной одежде.
— Что вы делаете? — спросила Грейс, и в голосе ее гнев уступил место настороженности.
— Смею вас заверить, ничего дурного, — ответил он, подошел к столу и задул свечи. — Готовлюсь лечь в постель.
И он вернулся к супруге, оставив гореть свечи, стоявшие у самой ванны. Он понимал, что застенчивая жена предпочла бы полную темноту, однако не желал идти у нее на поводу и позволять ей мысленно рисовать себе всякие страхи относительно него и их супружеского ложа.
Хантер небрежно погладил свой плоский живот, бросил мимоходом взгляд на свою грудь. Он не страдал тщеславием, но все прежние любовницы восхищались его телом и его умением доставлять им удовольствие. По какой-то необъяснимой причине ему хотелось, чтобы и Грейс оценила его мужественную красоту. Известный своей заботой об удовольствии партнерши, он нисколько не сомневался в том, что жена останется им довольна.
Увы, герцогиня, казалось, совсем не оценила выпавшей на ее долю удачи. При приближении мужа лицо ее стало бледным как мел. Она не привыкла к виду обнаженного мужского тела, а он не подумал о том, что его подчеркнутая мужественность может ее напутать. Наверное, разумнее было не снимать рубашку.
— Не соблаговолите ли задуть все свечи, ваша светлость? — негромко попросила Грейс.
— Хантер, — рассеянно поправил он. — Думаю, лучше, если одна-другая будут гореть. Разве вам не любопытно рассмотреть своего мужа?
Грейс с трудом перевела дыхание.
— Смотрите. — Он взял ее за руку и прижал ладонь к своему животу. — Вы вольны изучать меня, сколько вам будет угодно.
В ответ на это предложение Грейс закатила глаза и безвольно рухнула на подушки.
Невинная супруга лишилась чувств.
Грейс почувствовала, что у нее запылала правая щека, дотронулась до нее рукой, открыла глаза и окинула сердитым взглядом склонившегося над нею джентльмена.
— Чтобы сделать вам приятное, я могу еще поставить себе красивый синяк — утром он будет гармонировать со здоровым цветом лица, — проговорила она и попыталась сесть. Герцог не двигался, и она оттолкнула его. — Что произошло?
— Вы упали в обморок, — мрачно ответил он.
— Правда? — с неподдельным удивлением спросила Грейс. Ей в детстве случилось раз-другой сильно ушибиться, но она не могла припомнить ни единого случая потери сознания.
— И часто это у вас бывает?
— Простите? А, вы об обмороках. — Грейс отрицательно покачала головой. Натянула одеяло выше груди, размышляя о том, разглядывал ли ее супруг, пока она была без чувств. — Нет, я к ним совершенно не склонна. А долго я была в обмороке?
— Не очень, — ответил Хантер, вглядываясь в ее лицо. — Минуту, может, чуть больше. Как вы себя чувствуете?
Грейс сделала вид, что прислушивается к своим ощущениям, а сама тем временем прикидывала, надо ли говорить ему правду. Если солгать и сказать, что совсем плохо, это, скорее всего, позволит ей сохранить невинность до завтра. Это было бы самым малым наказанием для мужа, вынудившего ее на этот брак.
— Хорошо... — Она допустила ошибку, посмотрев герцогу в глаза.
Он уловил ее неуверенность и прищурился, ожидая, что она скажет ему неправду. Как будто она привыкла врать, чтобы добиться своего!
Впрочем, немного покривить душой иногда можно, но никто не мог бы обвинить Грейс в том, что она трусиха или что она уклоняется от исполнения своего долга. Невыносимо было думать, что он считает ее способной на такое.
— Очень любезно с вашей стороны было этим поинтересоваться, ваша светлость. Я чувствую себя уже гораздо лучше, благодарю вас.
Ее заявление не смягчило герцога.
— За ужином вы съели меньше, чем птичка. Наверное, нужно позвать хозяина и велеть ему принести сюда еды.
— Я не голодна. — Грейс откинулась на подушки. — Простите, что перебила. Продолжайте, прошу вас.
Закрыв глаза, она ждала его новых выходок.
Хантер издал странный звук — нечто среднее между рычанием и приглушенным смешком. Грейс постаралась не съежиться, когда матрас прогнулся, а пружины застонали под весом герцога, севшего с нею рядом. Грейс пожалела, что не расспросила Реган обо всех подробностях того, что должно произойти нынче ночью. Ей показалось, что неучтиво расспрашивать об интимных подробностях происходящего между мужем и женой в постели, но теперь собственное незнание выбивало ее из колеи.
Грейс привыкла сама распоряжаться своей жизнью. Хантер, как ей казалось, хотел прибрать к рукам все, в том числе и ее внутреннее состояние. Мысли эти улеглись при его прикосновении.
Хантер не стал срывать одеяло и бросаться на нее, как взбесившийся от похоти зверь. Вместо этого он слегка провел большим пальцем по ее нижней губе. Она бессознательно облизнула губы и ощутила соленый привкус его ласки.
— Откройте глаза.
Она повиновалась этому тихому и мягкому приказу. Хантер склонился над ней, опираясь на одну руку. Она ожидала увидеть в его глазах насмешку, но там была безграничная нежность, которая поразила ее до глубины души.
— Вам незачем бояться меня, Грейс.
Словно в подтверждение этих слов, он наклонил голову и легонько поцеловал ее в приоткрывшиеся губы. Для нее это был уже не первый поцелуй. Честь первого досталась младшему сыну лорда Сея — однажды осенним вечером тот, пользуясь случаем, быстро коснулся ее губ в саду. Ей тогда было четырнадцать, и она не одну неделю тревожилась за судьбу своего преданного друга, опасаясь, что об этом станет известно герцогу Хантсли. Разумеется, тревожилась она совершенно напрасно. Герцог со своими друзьями был слишком увлечен тем, чтобы шокировать высший свет Лондона, а о своей нареченной совсем и не думал.
