– Для любви еще не пришло время. Сейчас время ненавидеть и мстить, – отчеканила она, распахнув дверь. – Уходи, прошу тебя.
Он выпустил ее, в глазах его отразились боль и мука, и сердце Серины сжалось. Его боль – это ее боль, но лучше покончить с этим сразу, одним ударом, чем видеть, как постепенно будет умирать их любовь. Его преступная деятельность и любовь – понятия несовместимые.
– Прости меня, Ник. Он надел треуголку.
– Если ты можешь думать только о мщении и видишь во мне разбойника, а не того, кто я есть на самом деле, значит, наша любовь была обречена с самого начала. – Он вышел, и Раф последовал за ним молчаливой тенью. Дверь захлопнулась с таким грохотом, что даже стены задрожали.
Серина опустилась на стул и разрыдалась. Она плакала так долго, что у нее разболелась голова. Сердце ее разорвалось на кусочки, и вряд ли теперь их удастся склеить. Может, она поступила опрометчиво? Серина долго сидела задумавшись. Наконец чья-то рука обняла ее за плечи, и она услышала нежный голосок Андрии:
– Идем, Серина. Тебе надо выспаться, и ты почувствуешь себя гораздо лучше. Наступит завтрашний день, а за ним и следующий. И боль постепенно утихнет.
– Вряд ли я вообще смогу заснуть, – пробормотала Серина, вытирая глаза рукавом и поднимаясь вслед за Андрией в их комнату. – Но откуда ты знаешь все это?
– Я потеряла всех, кого любила, и думала, что умру от горя, но, как видишь, до сих пор живу. Мое прошлое стало мучительным воспоминанием, и я поняла, что люди невольно заставляют страдать друг друга.
«И я тоже», – подумала Серина, вспомнив взгляд Ника, полный тоски и боли. Но теперь уже не вернуть назад тех слов, которые сделали их чужими друг другу.
– Я была замужем, – призналась Андриа. – Мой муж любил меня без памяти. У нас был прелестный ребенок… – Голос ее задрожал. – У нас был могущественный враг, который делал все, чтобы помешать нашему счастью. Он – или она? – нас разлучил. Я потеряла и мужа, и ребенка. Я и сама чуть не погибла, и до сих пор не знаю, как мне удалось выжить. – Она тяжело вздохнула. – Я живу сегодняшним днем. За работой время проходит незаметно. И только так я могу существовать.
Плача, они обнялись.
– Господи, ну почему любовь всегда приносит страдания? – сквозь слезы пробормотала Серина, уткнувшись в плечо Андрии.
Андриа покачала головой.
– Да потому, что она приносит и радость.
Ник и Раф ехали по ночному Лондону, и каждый думал о своем. По молчаливому согласию они двинулись по знакомой дороге в Суссекс. Только разбойничий налет поможет им встряхнуться. Риск, опасность – вот что Нику сейчас нужно. Игра со смертью, с судьбой. Возможность еще раз доказать себе, что сиротский приют важнее, чем разбитое сердце.
Ник выругался. Их кони неслись галопом к южной окраине города. Раф летел рядом, пригнувшись к шее своего коня.
– Не знаешь, в Суррее бал не дают, Раф? – крикнул. Ник.
– Нет, но в Кроли или Льюисе намечалось какое-то празднество. Если выехать за пределы Лондона, мы наверняка поймаем карету.
– Если нам повезет, – вздохнул Ник, чувствуя себя самым несчастным человеком на свете. – Плохо, что Пегас остался в Лондоне.
– Не хочу возвращаться в Лондон, – злобно огрызнулся Раф. – Там одни страдания и неразгаданные тайны.
– Вонь, толпы народу, воры и убийцы, – подхватил Ник.
– И неверные женщины.
Ник почувствовал, как к горлу подступает комок. Он сглотнул, проклиная свою слабость. Это она сделала его слабым. Она внушила ему мысль, что леди, настоящая леди, никогда не выйдет за него замуж. Он как был, так и остался беспризорным воришкой.
У него нет ни имени, ни состояния, а в глазах Серины он еще и разбойник, обитатель трущоб.
Она ничего не знает о Николасе Терстоне, эсквайре. Тем лучше. Может, она и права – наглухо закрыла свое сердце, чтобы себя защитить. Если ее повесят вместе с ним, она не сможет отомстить дяде. И все же ее отказ ранил его больнее, чем его шпоры ранили коня.
– Не хотелось бы, чтобы Тревор Эмерсон нас поймал, – проговорил Ник, ни к кому не обращаясь. Вот бы вернуться к Серине в обличье Полуночного разбойника – маска, перчатки, пистолеты, что закопаны в огороде у Ноя. Но сначала деньги для сиротского приюта. Он не имеет права забыть о своем долге.
– Почему ты заговорил о капитане Эмерсоне? – спросил Раф, когда они замедлили шаг и перешли на неторопливую рысь.
– Этот человек постоянно вертится у нас под ногами. Он мой друг, но чует нас за версту. И я тоже чую, что он следует за нами по пятам. Еще несколько вылазок, и тайна Полуночного разбойника перестанет быть тайной.
– Мне будет не хватать риска и опасности, но и болтаться на виселице что-то не хочется, тем более после того, как мне удалось вернуться живым с войны.
– Да, это было бы глупо. Не понимаю, почему ты до сих пор меня не бросил.
Раф поправил шляпу.
– Я всегда храню верность своим друзьям. А ты единственный человек, который помог мне, когда я не знал, как мне жить дальше.
– Мне трудно даже представить, что значит потерять память.
– Это как будто ты заново родился, хотя ты и взрослый. Доктор говорит, что память со временем может ко мне вернуться. – Он грустно усмехнулся. – Не уверен, что я хочу вновь ее обрести. Мое прошлое было не очень счастливым. Скорее бурным.
– Очень может быть, если ты и в самом деле состоишь в родстве с Роуэном. Он известен своим взбалмошным характером и аморальным поведением. Он был замешан в скандале – вызвал на дуэль мужа своей любовницы и убил его.
Раф наклонился к шее коня.
– Что же у меня в прошлом? Может, еще более отвратительные скандалы?
– Не думаю. До меня дошли бы сплетни. – Ник вскинул руку. – Слышишь? Сюда едет экипаж. Зачем терять такую возможность? – Ник повернул коня с дороги в кусты и вынул из сумки перчатки и маску. – Полуночный разбойник на этот раз будет грабить у самого Лондона. Надеюсь, ему повезет.
Ник выехал на дорогу, и мурашки побежали у него по спине. Он знал, что на сей раз играет с огнем и эта вылазка может стоить ему жизни.
Прошло две недели.
Серина спустилась в холл после бессонной ночи, еле держась на ногах от усталости. Веки ее, казалось, словно налились свинцом – так хотелось спать. Всю ночь она ворочалась в постели, не сомкнув глаз.
Войдя в магазин мисс Хопкинс, соединявшийся дверью с жилыми помещениями, и очутившись в кладовой, заваленной коробками и ящиками, она услышала за портьерой голоса. Кто бы это мог. быть? Она уже несколько недель жила уединенно, не показывалась на улице, и ей стало любопытно посмотреть на посетителей.
Аристократы обычно так рано не приходят. Голос мужской. Как странно, подумала она, прислушиваясь. Подойдя к портьере, она вдруг узнала голос своего дяди.
