— О-го, великие гроши! А кто ж заплатит мне за постой их почти за неделю, за кушанье, за чай и мало, ли что брали они?
— А много ли нужно заплатить?
— Червонных десять, а ма быть и больше.
— О! ну, за тэго вахлака Дмитрицкого юж я не буду платить.
— Ну, як зволите, пане; а юж я эту панью француженку не выпущу с хаты, покуда не выплатит кто али сама не заработает.
— А она француженка? а! Ну, я половину заплачу, только уговори ее скорей.
— Нет, не половину, а десять червонных.
— Ну, ну, ну, перестань!
Черномский ушел, а хозяйка вошла опять к Саломее.
— Жалко мне вас, сударыня, — начала она, — да не плакайте, вы такие хороший, уж я знаю, что будете и счастливый… а вы уж знакомы с паном Черномским? он такой богатой, щедрый…
— Не говори мне об нем! — сказала Саломея повелительно.
— Пан, который вас привез, сударыня, уехал, а не заплатил мне по счету; а пан Черномский свои деньги хочет заплатить, и вам что угодно будет потребовать, все заплатит.
— Боже, какое несчастие, какой срам! — вскричала Саломея по-французски. — Я тебе повторяю: не смей мне говорить об этом мерзавце! вот в заплату тебе.
И Саломея хотела сдернуть с руки богатый брильянтовый перстень; но перстня нет: она вспомнила, что Дмитрицкий, примеривая его, оставил у себя.
— Что, сударыня, и перстень украли у вас?
В Саломее стеснилось дыхание от ужаса положения.
— Прошлого года так же один военный привез сюда и бросил панну; молоденькая, да не так хороша собой. Я продержала ее с месяц у себя.
Саломея была в каком-то онемении чувств; глаза ее были Устремлены на Ганзу, но она ее не видела. Долго Ганза рассказывала про разные случаи соблазна, но она ничего не слыхала.
Кто-то дорожный подъехал к трактиру. Ганза побежала Узнать и оставила Саломею одну в полном самозабвении. Но в эту страшную минуту как будто ожило в ней сердце, слезы брызнули из глаз, а душа с прискорбием и участием спросила: что ж ты будешь делать теперь? жизнь перед тобой обнажилась, тебе нечем уже обмануть самое себя. Теперь ты знаешь, что ты такое, и нечем уже гордиться и тщеславиться тебе перед другими!
Приезжий, которого Ганза побежала встречать, был наш знакомец Филипп Савич, ласковый с чужими, бирюк в семье.
— А, хозяюшка, здравствуй, душа моя! — сказал он, вылезая из коляски при помощи двух лакеев. — Я уж так к тебе, знаю, что для меня всегда место есть.
— Есть, сударь, есть, пожалуйте!
Ганза повела Филиппа Савича прямо в тот номер, откуда только что выбрался постоялец, забрав все нужное и оставив только хлам, в числе которого была и Саломея.
— Пожалуйте, — повторяла Ганза, — это самый лучший номер, только что очистился.
— Э, тут какая-то дама, — сказал Филипп Савич, заглянув в другую комнату.
— Это, сударь, иностранка; я отведу ей другой покой. Извините, сударыня, я вас попрошу перейти, потому что эти комнаты займет вот этот господин.
— Это что такое? куда я пойду? — спросила Саломея, вспыхнув и горделиво возвысив голову.
— Что ты, что ты, как это можно беспокоить их для меня? — сказал Филипп Савич. — Извините, сударыня, что вас побеспокоила она; я никак на это не соглашусь; сделайте одолжение, не беспокойтесь. Отведи мне другие комнаты.
И Филипп Савич, поклонившись Саломее, вышел.
— Какая прекрасная особа! а ты вздумала ее беспокоить! Кто она такая?
— Францужанка, кажется…
— Неужели? ах, братец ты мой! да не мадама ли? не пойдет ли она ко мне жить? мне ужасно как нужна мадам.
— Ее завез сюда какой-то господин, да и бросил.
— Неужели? ах, какой каналья, бросить такую прекрасную женщину! что ж это, муж ее был или…
— А почему я знаю, какой муж.
— Ну, да мне что ж до этого за дело; кто не грешен; лишь бы по-французски хорошо говорила с детьми, я бы с удовольствием взял ее, я бы дорого дал, чтоб иметь такую мадам. Поди-ко, поди, спроси ее, предложи ей; скажи, что она у меня на всем на готовом, как водится, экипаж, хорошее жалованье.
— Я скажу ей, только заплатите ли вы всё, что она зажила здесь?
— Уж разумеется; ах, братец ты мой, она мне очень понравилась.
Ганза отправилась к Саломее.
— Вот, сударыня, — сказала она, — какие вы счастливые; этот господин предлагает вам наняться к нему в мадамы, учить детей по-французскому.
Саломея вздрогнула от негодования.
— Жалованье какое угодно, все предлагает вам, вы ему очень понравились… Уж это такое счастье вам… он заплатит и мне за вас.
— И мне это говорит жидовка! — произнесла горделиво Саломея. — Oh, Dieu, Dieu![69]
— Что ж такое что жидовка, сударыня, я честная жидовка! Я жидовка, а вы францужанка! Угодно вам — для вас же я стараюсь, а не угодно, как угодно, вы такие гордые; не знаю чем вы заработаете, чтобы заплатить мне; а этих комнат я за вами оставить не могу.
— Уйду, уйду! — вскричала Саломея.
— Кто ж вас пустит уходить, — сказала Ганза, — заплатите, а потом и ступайте куда хотите; а не заплатите, так я пошлю в полицию… Бог еще вас знает, кто вы такие.
— Где этот господин? позови его сюда! — проговорила исступленно Саломея.
— Вы понапрасну сердитесь на меня, сударыня; я для вас же стараюсь, сердиться не приходится, — сказала Ганза, выходя от Саломеи.
— О, боже мой, что мне делать! — с отчаянием проговорила Саломея, бросясь на диван.
Слезы снова брызнули из глаз ее; но едва послышались шаги Филиппа Савича, наружность ее приняла обычную величавость.
Филипп Савич вошел; желчное его лицо оживилось и прикрасилось улыбкой удовольствия.
— Я вам имел честь сделать предложение, мадам, — начал он.
— Милостивый государь, я вам не могу рассказать своего несчастия; но я вас прошу помочь мне, избавить меня от унижения, заплатить этим жидам все, что они требуют, и дать мне угол, покуда мои родные мне вышлют деньги.
— Сделайте одолжение, зачем же вам беспокоиться о деньгах. Я вам предлагаю свой дом, экипаж, жалованье какое угодно…
Самолюбие Саломеи затронулось снова; но она воздержалась.
— У меня, изволите ли видеть, сын лет пятнадцати да дочь лет десяти, так с ними по-французски только говорить, для упражнения — больше ничего. Жена у меня очень добрая женщина, но больная; я бы уж вам весь дом в распоряжение отдал, как… как хозяйке, если только угодно бы было вам… а если в тягость, так это будет от вас зависеть… деньги ли, или экипаж понадобится, для туалета, может быть, что-нибудь… всё к вашим услугам.
Саломея слушала все эти предложения задумавшись.
