Он захлопнул дверь. Защелкнул замок.
– Неважно.
Потом схватил ее и прижал к себе. Ему следовало быть нежным, даже осторожным. Но он ничего не мог с собой поделать. Впервые в жизни его вела сила неподвластная никакому контролю. Сопротивляться было невозможно. Весь мир Гарри сузился до размеров вот этой, единственной женщины, до их тел и до необходимости показать ей – самым непреложным в мире способом – как он ее любит.
– Гарри, – выдохнула Оливия, прижимаясь к нему. Сквозь одежду он чувствовал каждый изгиб ее тела, и ему следовало… он не мог остановиться.
Он должен был почувствовать ее. Познать ее.
Он произнес ее имя и не узнал собственного голоса, хриплого от желания.
– Я хочу тебя, – прошептал он. А когда Оливия застонала в ответ и нашла губами мочку его уха, он коснулся губами ее собственного ушка и повторил:
– Я хочу тебя немедленно.
– Да, – ответила она. – Да.
У него перехватило дыхание, он отступил на шаг и взял ее лицо в ладони.
– Ты понимаешь, что я имею в виду.
Она кивнула.
Но этого было недостаточно.
– Ты понимаешь? – спросил он, звенящим от страсти голосом. – Скажи это вслух.
– Я понимаю, – чуть слышно выговорила она. – Я тоже хочу тебя.
Он все еще не двигался, он боялся перейти последнюю грань рассудка… приличия. Он уже знал, что готов посвятить ей всю жизнь, но еще не произносил клятвы в церкви, перед лицом ее родственников. Но, бог мой, если она собирается его останавливать, пусть сделает это прямо сейчас.
Она замерла. Несколько мгновений она даже не дышала, а потом взяла его лицо в ладони, повторив его собственный жест. Их взгляды встретились, и он увидел в ее глазах любовь и доверие – столь огромные и столь глубокие, что ему стало страшно.
Как он сможет стать достойным всего этого? Как он сможет быть уверен, что она с ним спокойна и счастлива, что она ежедневно, ежеминутно знает, как сильно он ее любит?
Она улыбнулась. Сначала нежной, затем умной, и, возможно даже, немного лукавой улыбкой.
– Ты собираешься просить моей руки, – прошептала она. – Ведь так?
От потрясения у него открылся рот.
– Я…
Но она приложила к его губам палец.
– Молчи. Просто кивни, если это правда.
Он кивнул.
– Не проси сейчас, – потребовала она так торжественно, будто была богиней, и смертные исполняли любую ее волю. – Сейчас не время и не место. Я хочу, чтобы мне сделали предложение как подобает.
Он снова кивнул.
– Но… если я буду знать, что ты собираешься просить моей руки, я, возможно, позволю убедить себя, что можно…
Другого разрешения Гарри не потребовалось. Он снова прижал ее к себе для обжигающего поцелуя, пальцами нащупывая затянутые в шелк пуговки у нее на спине. Они расстегивались легко, и через несколько секунд платье с шелестом упало к ее ногам.
Она стояла перед ним в сорочке и корсете, и светлая ткань мягко блестела в лунном свете, льющемся через незанавешенный верхний полукруг единственного в комнате окна.
Она была так красива, так чиста, так божественно воздушна – ему захотелось замереть и пить ее взглядом, хоть тело и горело от желания к ней прикоснуться.
Он сорвал с себя пиджак и ослабил узел галстука. А она просто стояла и тихо наблюдала за ним огромными от удивления и восторга глазами. Он расстегнул несколько верхних пуговиц на рубашке, ровно столько, чтобы можно было стянуть ее через голову, а потом, в последней вспышке разума, аккуратно сложил рубашку на стуле, чтобы она не помялась. Она издала легкий смешок и закрыла рот рукой.
– Что?
– Ты такой аккуратный, – сказала она, явно смущенная тем, что приходится на это указывать.
Он демонстративно бросил взгляд через плечо.
– За этой дверью четыре сотни людей.
– Но ты же меня соблазняешь!
– Я не могу делать это аккуратно?
У нее вырвался еще один смешок. Она наклонилась, подняла платье и протянула ему.
– Ты не откажешься сложить и его тоже?
Он сжал губы, чтобы не расхохотаться. Молча протянул руку и взял платье.
– Если у тебя начнутся проблемы с деньгами, – сказала она, наблюдая, как он вешает платье на спинку стула, – вспомни, что для старательной личной горничной всегда найдется работа.
Он повернулся к ней, и один уголок его рта неумолимо пополз вверх. Постучал себя по левому виску у самого уголка глаза и проговорил:
– Я же не различаю цвета, ты забыла?
– Ой–ой–ой! – она всплеснула руками, с неимоверно благопристойным видом. – Тогда ничего не получится.
Он шагнул вперед, пожирая ее глазами.
– Я мог бы компенсировать этот недостаток чрезвычайной преданностью своей госпоже.
– Верность и преданность всегда высоко ценились в слугах.
Он подошел ближе, совсем близко, так что его губы почти касались уголка ее рта.
– А в мужьях?
– В мужьях они ценятся чрезвычайно, — прошептала она. Дыхание у нее сбилось, а от трепета ее кожи у него закипела кровь.
Он протянул руку к завязкам корсета.
– Я очень верный.
Она отрывисто кивнула.
– Хорошо.
Он потянул за ленточку, развязал бант, а потом просунул палец под узелок.
– Я знаю слово «верность» на трех языках.
– Правда?
Правда, и он не боялся, что она об этом узнает. Он хотел заниматься с ней любовью на всех трех языках, но решил, что для первого раза лучше придерживаться английского. Ну, то есть, в основном.
– Fidelity[1], – прошептал он. – Fidélité[2]. Vyernost.
А потом поцеловал ее, пока она не успела больше ничего спросить. Он ей все обязательно расскажет, но только не сейчас, когда он стоит без рубашки, а корсет Оливии, наконец, развязан и упал к ее ногам. Только не сейчас, когда его пальцы трудятся над двумя пуговками ее сорочки и стягивают с плеч бретельки.
– Я люблю тебя, – произнес он, наклонившись и целуя впадинку у нее под ключицей.
– Я люблю тебя, – повторил он, двигаясь вверх по изящной линии ее шеи.
– Я люблю тебя, – на этот раз Гарри жарко прошептал эти слова ей в ухо, отпуская бретельки, чтобы последний покров соскользнул с ее тела.
Оливия подняла руки, чтобы прикрыться, он снова легко поцеловал ее в губы, а его пальцы уже расстегивали застежки на брюках. Он стал горячим и твердым, у него все ныло от желания. Он понятия не имел, как умудрился так быстро избавиться от ботинок, но через несколько секунд уже подхватил ее на руки и понес к дивану.
– Ты достойна того, чтобы все произошло на кровати, как подобает, – пробормотал он, – с подобающими простынями, подобающими подушками…
Но она покачала головой, сцепила у него на шее пальцы и пригнула его голову для поцелуя.
– Сейчас мне не хочется вести себя, как подобает, – прошептала она ему на ухо. – Я хочу только тебя.
Это было неизбежно. Гарри понял это в тот самый момент, когда она хитро спросила, планирует ли он просить ее руки. И все равно, именно в эту минуту что–то оборвалось, и он оказался за гранью самообладания, и все превратилось из соблазнения в чистое безумие.
Он уложил ее на спину и тут же накрыл ее тело своим. Прикосновение обожгло его. Они лежали кожа к коже, прижатые друг к другу с ошеломляющей интимностью. И ему до безумия хотелось ворваться в нее, овладеть ею, познать ее, но он не хотел торопиться. Он не знал, сможет ли привести ее к кульминации, никогда раньше он не занимался любовью с девственницей, и понятия не имел, возможно ли это вообще в первый раз. Но, во имя всего святого, он просто обязан доставить ей удовольствие. Чтобы, когда все закончится, она точно знала насколько он боготворит ее.
Чтобы она знала, что любима.
– Говори мне, что тебе нравится, – пробормотал он, целуя ее в губы, а потом в шею.
Он слышал ее дыхание, прерывистое, возбужденное и несколько озадаченное.
– Что ты имеешь в виду?
Он накрыл ладонью ее грудь.
– Тебе это нравится?
Она прерывисто втянула в себя воздух.
– Тебе нравится? – он провел губами дорожку к основанию ее шеи.
Она закивала, быстрыми, яростными кивками.
– Да.
– Говори мне, что тебе нравится, – повторил он, и его губы нашли ее сосок. Он слегка подул на него, потом обвел его языком и наконец полностью взял в рот.
– Мне это нравится, – выдохнула Оливия.
«Мне тоже», – подумал он и переместился к другой груди, объяснив себе, что это «для равновесия». На самом же деле это было нужно ему самому, он был просто не в силах пропустить ни дюйма ее кожи.
Она изогнулась под ним, прижалась к его рту, и его рука скользнула вниз и обняла ее ягодицу. Он сжал ее, затем двинулся дальше, в поисках нежной кожи внутри ее бедер. Сжал еще раз, а потом его рука подобралась близко, очень близко к самому центру ее естества, так близко, что он почувствовал исходящий оттуда жар.
Его губы накрыли ее рот, а пальцы нащупали нежную плоть и начали ласкать ее, а после вошли внутрь.
– Гарри! – воскликнула она, удивленно, но, как ему показалось, не недовольно.
