Его душевное равновесие было нарушено. «Гарри… Он любит меня, он меня знает».
Проклятие!
— Я больше не хочу вас целовать, — слабо ответила Женевьева.
Вполне ясно и определенно.
Она не была уверена, говорит ли правду, но в тот момент эти слова казались ей разумными.
Герцог закатил глаза.
— Еще бы, — наигранно успокаивающим тоном произнес он и быстро пошел вперед.
Лебеди сбились в стаю и надвигались на Миллисент, которая продолжала ворковать и протягивать им хлеб.
— Я думаю, нам не следует этого делать, — решительно произнесла Женевьева.
— Ну конечно, — насмешливо отозвался герцог.
Она раздраженно вздохнула. Ей нужно было пойти в другую сторону.
Женевьева догнала герцога.
— Если только вы не задумали завлечь меня в ловушку и скомпрометировать, чтобы…
Герцог остановился и вскинул голову.
Женевьева замолчала. Ей стало казаться, будто она превратилась в его тень.
— А, понимаю. Ловушка? Очень умно! Но позвольте, мисс Эверси, что я вам только что говорил о планах? Они никогда не были моей сильной стороной. Разве вчера ночью это я заманивал вас, как паук в свою паутину? Вы пришли сами и сразили меня своей красотой. Будучи пьян и беспомощен, я мог лишь поцеловать вас. Я повинуюсь инстинктам. Вам следовало это знать.
Она хмыкнула:
— Вы же и вдоха не сделаете не подумав.
Герцог улыбнулся, откинул голову, и Женевьева увидела, как от улыбки появились на его щеках ямочки, словно круги на воде от брошенного камня. Ветер трепал его черные волосы.
Ее сердце замерло.
Совершенно черные волосы, если не считать посеребренных сединой висков.
Он был старым. Ему было почти сорок.
— Я ничего не планировал прошлой ночью.
В его голосе слышалась искренность. Женевьева поняла это по тому, как он запинаясь произнёс слова. Он был почти смущен. В этих словах заключалась целая вселенная ощущений и воспоминаний.
Никогда прежде разговор не был таким опасным и в то же время дурманящим.
Она чувствовала себя легкой и беспомощной, словно лист, который в любой миг ветер может подхватить и унести куда пожелает: в манящую высоту, на небеса, или может швырнуть на землю.
Женевьева испугалась.
— А что касается ловушек, то создается впечатление, будто ловушка была подстроена именно для меня, — продолжал герцог с притворным негодованием. — Представляете, если бы на сцене появился ваш отец и застал нас вдвоем? Я — герцог. Он бы застрелил меня на месте или держал бы под прицелом, пока я не получу специальное разрешение на брак.
Упоминание о браке не понравилось Женевьеве. Она беспокойно посмотрела в сторону Гарри и Миллисент.
Миллисент была уже далеко от них, подхватив юбки, она спасалась бегством от лебедя. Он необычайно проворно несся за ней на своих перепончатых лапах, вытянув длинную шею и пытаясь ее ущипнуть. За ними бежали слуга, тщетно пытавшийся отогнать птицу корками хлеба, и Гарри, который размахивал шляпой и кричал.
Вдруг у слуги с головы слетел парик и попал Гарри прямо в лицо. Он вынужден был остановиться, чтобы отделаться от назойливой вещицы.
Герцог пожал плечами:
— Люцифер с норовом. Скоро ему это наскучит.
— Но у меня есть состояние. Мне не нужно никого заманивать в ловушку, — возразила Женевьева, успокоенная словами герцога.
— Туше, — почти весело отозвался он. — Нет, вы будете наградой. Конечно, вы не Оливия, — насмешливо добавил он. — Но вас нельзя назвать утешительным призом.
— Вы шутите? Вы собираетесь соблазнить и бросить меня, чтобы наказать Йена?
Он резко остановился, и на его лице отразилось неподдельное удивление.
— Женевьева, послушайте меня. Мы оба решим, как все начнется и кончится. Я никогда намеренно не причиню вам боли. Вы мне верите?
Она смотрела на него, покусывая губы.
— Клянусь всем, что мне дорого, — добавил он.
Взгляд Женевьевы стал недоверчивым.
— Можете мне не верить, но кое-что мне действительно очень дорого.
— Не надо клятв. Я вам верю.
— Вот и хорошо, — кивнул герцог.
— Но как вы не понимаете? Я не могу! Все это неправильно.
Он сделал несколько шагов в сторону и остановился. Тяжело вздохнул. Женевьеву удивило, что герцог не достал из кармана часов, потому что у него был вид человека, покончившего с переговорами и утомленного надоевшей темой.
Герцог огляделся по сторонам, но, очевидно, не заметил ничего примечательного.
Его губы чуть дрогнули, и он повернулся к Женевьеве.
Боже правый! Его глаза словно зеркало. Постоянно меняющийся темно-зеленый цвет с золотистыми искорками. Она думала, они карие. Ресницы такие длинные и черные. Женевьева неотрывно смотрела на него. Заметила ожог от пороха. Крошечный шрам под подбородком. Если бы она стала рассматривать каждую черту его лица по отдельности, то сочла бы его некрасивым.
Однако, слитые воедино, они делали его лицо поразительным. Если бы Господь поручил ей создать самого желанного мужчину, она не могла бы изобразить лучше.
Правда, у нее мелькнула мысль, что такое задание дал бы ей скорее дьявол.
Их поцелуй ничего не менял.
Наконец герцог заговорил тихо и серьезно, не глядя на нее.
Она следила за его взглядом.
Миллисент уже почти не было видно. Она потеряла туфельку, которая, описав в воздухе дугу, упала на землю, подпрыгнула и покатилась по зеленой траве.
Гарри со слугой отстали и теперь с трудом переводили дух.
Лебедь тоже наконец остановился, очевидно, ему наскучила погоня. Он заковылял обратно к озеру и через мгновение уже величественно скользил по воде.
— Женевьева, я увидел в вас то, что не видел лорд Осборн, что он не может увидеть, потому что ему это не дано. Спросите у себя почему. Спросите у себя, совершает ли он оплошность. Спросите, не узнали ли вы только что о себе нечто такое, о чем никогда бы не догадались сами. Почему вы отправились искать меня вчера ночью и желаете ли вы узнать больше?
Герцог смотрел на нее.
— Только я могу вам это показать. И вам может больше никогда не представиться другой шанс узнать. С человеком, которому вы можете доверять и который хочет этого не меньше вас.
Она не отводила глаз. Она едва слышала его, потому что ее испугало и рассердило только что сделанное открытие: у него красивые глаза.
— Два похожих человека всегда узнают друг друга, пусть это и кажется маловероятным. Майлз Редмонд мог бы вам много поведать об этом.
— Я совсем не похожа на вас. И пожалуйста, не упоминайте при мне Редмондов.
Герцог усмехнулся, потому что ему наконец-то удалось заставить Женевьеву сказать глупость. Его ухмылка была ироничной.
