В тот день, когда с севера пришли кочевники, я, стояла на улице. Они что-то пели, хлопали в ладоши и шли приплясывая, их было человек двенадцать – маленьких, смуглых людей, одетых в разнообразные меха, с множеством украшений. У ворот в дом кочевника они начали шуметь и ссориться со стражником, но потом он пропустил их, а Энида прибежала за мной, объявив, что прибывшие требуют, чтобы их приняли.
Артура и Ланса не было, они встречались с календонскими племенными вождями в горах на западе, поэтому управляться приходилось мне одной.
Кто-то поднял с постели Тристана, чтобы он был переводчиком, и когда я подошла к дому, то услышала, что Трис ворчит, как медведь, разбуженный весной слишком рано.
– Я не знаю, чего она хочет. Она говорит не по-пиктски, – пробормотал он.
Девушка, стоящая во главе группы, передразнила зевающего корнуэльца, и остальные захихикали. Вид у них был такой, как будто они никогда не жили под крышей, и их мужчины тревожно оглядывали дом. Но веселая молодая женщина смело смотрела на меня, не смущаясь незнанием языка.
– Она наследная королева приднов, – крикнул Гавейн, проходя через зал и не глядя на Тристана.
Между ним и девушкой начался оживленный разговор. Оба объяснялись как словами, так и жестами, и один раз рыжеволосый с Оркнеев расхохотался до упаду, и это развеселило и приднов.
– Ее зовут Рагнелла, – доложил Гавейн, – она ведет своих людей и животных на юг, на зимовье. Она также хочет, чтобы ты знала, что она из известного рода могущественных королей.
Я улыбнулась про себя, удивляясь тому, что даже на севере обычай иметь могущественных королев передавался от поколения к поколению. Разглядывая это странное создание, я думала, не кажусь ли я ей такой же смехотворной, какой она кажется мне.
Рагнелла поймала мой взгляд и величественно кивнула. Я так же серьезно кивнула ей в ответ, а потом мы обе рассмеялись.
– Она говорит, госпожа, что высокие люди поставили ограду на ее пастбище, – объяснил Гавейн. – Пастбище нужно всем, она согласна делить его с тобой по-разумному. Но отгораживать то, что мать-богиня дала всем, – это эгоистично… и недопустимо, – добавил он с досадой.
– Что же она хочет, чтобы я сломала ограду и пустила наших лошадей пастись на волю?
Гавейн быстро посмотрел на меня и снова повернулся к кочевникам. Запах от их плохо выделанных шкур уже начал пропитывать воздух в комнате, а один мужчина начал усердно чесаться – я не сомневалась, что его покусали вши.
– Она позволит тебе оставить твои ограды, если ты позволишь ей пользоваться водой, – объяснил Гавейн, переговорив с королевой-кочевницей. Она хочет чтобы ты отвела ручей и сделала запруду за оградой.
Я смотрела на Рагнеллу с изумлением, не понимая, почему она диктует мне условия. Наверное, мужчины, недолго думая над ее просьбой, просто выставили бы ее, приказав ей поискать пастбище где-нибудь еще.
– Я знаю место, о котором она говорит, – вмешался Гавейн. – Это за холмами, над ручьем с белой галькой. Я вместе с мужчинами смогу отвести ручей за три дня. – Гавейн опять что-то сказал Рагнелле и повернулся ко мне. – Она говорит, что произнесет заклинание, чтобы ты благополучно родила.
Я очень удивилась, потому что совсем не было заметно, что я беременна. Она усмехнулась и быстро взбежала по ступенькам к резному стулу, на котором я сидела, и положила руки мне на живот.
– Пусть твое сокровище будет необыкновенно здоровым, переводил мне Гавейн, пока Рагнелла нараспев произносила свое благословение. – Она говорит, что у нее было двое детей, хотя выжил только один.
На таком близком расстоянии запах, исходящий от девушки, был невыносим, а грязь, засохшая под ее ногтями, омерзительной. Но когда она взглянула на меня, я увидела, что у нее большие и ласковые глаза, как у Нимю. И хотя я не понимала ее языка, смысл произносимого был мне понятен. На мгновение мы стали сестрами по воле матери-богини. Потом настороженность вернулась, и Рагнелла отступила от меня, Хотя я улыбалась, благодарила ее за заклинание и обещала дать ей воду.
После этого они ушли, бегая и прыгая по двору, как акробаты на празднике, хотя я подозревала, что им стало весело после благополучного завершения встречи, а не из-за того, что им просто хотелось веселиться. Я не знаю, что думали они об этой встрече, но меня тронуло отношение их королевы.
Все, кто видел, как они шли через двор, прибежали в зал, горя желанием узнать, кто были эти незнакомцы.
– Придны… сказочный народ… древние, которые называют себя первородными детьми богов, – объяснил Гавейн. – Когда я родился, на Оркнеях уже не было приднов, но моя нянька росла с одним из подкидышей, которого оставили в голодную зиму на пороге ее родителей. У них есть поговорка: «Лучше оставить ребенка у теплого очага, чем закопать его в холодной земле».
Люди при дворе ужаснулись, поняв, что мы только что принимали людей, стоящих так близко к потустороннему миру. Многие придворные крестились, чтобы отогнать от себя зло, а я восхищалась мужеством Рагнеллы, которая не побоялась прийти ко двору и потребовать, чтобы я исправила то, что она считала неправильным.
– Фу, – с презрением фыркнула Вилена, – как ты позволила ей дотронуться до тебя, госпожа? Весь дом пропитался этим ужасным запахом.
Мне хотелось сказать, что я знаю чистоплотных королев, которые гораздо опаснее, чем эта маленькая дикарка, но я сдержалась.
В конце недели Гавейн вернулся со своего водоотводного сооружения, дерзкий, веселый, с подарком для меня, полученным от королевы древнего народа.
– Рагнелла сама их собирала, – объявил он, бережно перекладывая шесть белых кварцевых камешков. – У подножия Стоячих Камней. Она говорит, что это дары великой матери-богини, потому что они отражают лунный свет. – Он сделал охраняющий знак, пока я с любопытством рассматривала маленькие камушки с острыми краями. – Они разбрасывают их вокруг камней, – объяснил он, как будто это помогало понять тайну.
Я не могла догадаться, для чего Рагнелла использует их, но дар королевы восхищал меня, был мне приятен, и я попросила Гавейна, чтобы он передал ей мою благодарность, если увидит ее снова.
– О, конечно, мы увидимся! – Он закивал головой. – Это замечательная женщина! Такой храброй и остроумной я не встречал на юге… – сказал Гавейн. – Не помню, когда еще я так хорошо проводил время.
Сказав это, он с важным видом вышел из комнаты, покачивая плечами и светясь счастьем.
– Что ты положила в эту гадость? – скривившись, спросила я Вилену.
У отвара, который ежедневно давала мне фрейлина Морганы, был противный вкус.
– Я добавила новую траву, – спокойно ответила повитуха. – После третьего месяца, в отвар нужно класть другие, новые лекарства.
