Последовала многозначительная пауза.
Слово «муж» повисло в воздухе, словно начертанное огненными буквами.
— Когда на самом деле, — выговорил наконец Тобиас, очень тихо и спокойно, — я всего лишь ваш случайный партнер и временный любовник. Вы это хотели сказать, мадам?
Краска бросилась в лицо Лавинии.
— Простите, сэр, не знаю, что на меня нашло. Ничем не оправданная вспышка. Моим единственным оправданием служит то, что сейчас я немного расстроена.
— Вижу. Можно ли вашему обеспокоенному случайному партнеру спросить, в чем дело?
Губы Лавинии сжались в тонкую ниточку.
— Она флиртовала с вами.
— Прошу прощения?
— Селеста. Она флиртовала с вами. И не вздумайте это отрицать. Я все видела. Она даже не давала себе труда быть немного осмотрительнее, не так ли?
Тобиас был так поражен, что не сразу сообразил, о чем она.
— Селеста Хадсон? — пролепетал он. Нападки Лавинии громом отдавались в голове. — Ну… я действительно заметил, что какие-то смутные попытки в этом направлении вроде бы делались, но…
Лавиния резко выпрямилась. Судя по закаменелой неподвижности фигуры, дело плохо.
— Это было омерзительно!
Неужели она ревнует?
Мысль показалась настолько заманчивой, что Тобиас незамедлительно погрузился в состояние восторженной эйфории. И даже рискнул слегка улыбнуться.
— Мне ее кокетство показалось довольно заученным и, следовательно, не особенно польстило, но омерзительным я бы его не назвал.
— В отличие от меня. Она замужняя женщина. Замужние женщины так себя не ведут. Во всяком случае, не столь откровенно строят глазки посторонним мужчинам!
— Видите ли, по моему мнению, женщина, склонная кокетничать, делает это независимо от наличия или отсутствия мужа. Нечто вроде врожденного порока.
— Ах, бедный милый Говард! Если она вешается на шею любому встречному, как, должно быть, это унизительно для него! Какое несчастье сознавать, что твоя жена — распущенная особа!
— Сомневаюсь!
— То есть?
— У меня такое предчувствие, что бедный милый Говард находит этот дар своей жены чрезвычайно полезным. — Тобиас подошел к столу и взял с подноса еще один пирожок. — Говоря по правде, я ничуть не удивился бы, узнай, что он и женился на ней именно из-за таланта по этой части.
— О, Тобиас, как ты можешь!
— Я серьезно. Поверьте, немало джентльменов в Бате становились пациентами Хадсона именно благодаря ее чарам.
Лавиния от удивления даже рот приоткрыла.
— Д-да? — ахнула она. — Я и не подумала о такой возможности! Думаешь, она просто пыталась и тебя завербовать в клиенты Говарда?
— Скорее, ее манеры не более чем род рекламы. Она настолько привыкла прославлять мужа, что просто не в силах остановиться.
— Хм-м…
— Ну а теперь, когда мы все уладили, — продолжал он, — вернемся к моему допросу. Что произошло, когда ты отправилась за покупками?
Лавиния замялась и виновато вздохнула.
— Ничего особенного. Просто показалось, что увидела на улице кое-кого знакомого… — И, отпив глоток чая, добавила:
— Кого не ожидала увидеть в Лондоне.
— Кого именно?
Лавиния шутливо сморщила носик.
— Клянусь, никогда не встречала другого такого человека, который бы с такой настойчивостью возвращался к неприятному мне предмету. Разве я недостаточно ясно дала понять, что не желаю это обсуждать?
— Что же, еще один из моих талантов. И несомненно, одна из причин, по которой ты время от времени продолжаешь использовать меня в качестве своего помощника.
Лавиния ничего не ответила. Странно. Не упрямится, не фыркает, не язвит. Она чем-то глубоко озабочена. Возможно, никак не решится сказать правду. Или просто не знает, с чего начать.
Тобиас решительно встал.
— Пойдем, сердце мое. Оденемся и немного погуляем в парке.
— Итак, Говард? — улыбнулась Селеста, глядя на мужа из-под полей шляпки. — Ты сказал, что сгораешь от любопытства узнать, как поживает твоя старая приятельница. Теперь удовлетворен?
Говард, рассматривавший в окно кареты мелькавшие мимо дома, не обернулся. Красивый профиль в полутьме казался камеей на ониксе.
— Полагаю, да. Но нахожу чрезвычайно странным, что Лавиния отказалась от своего призвания ради совершенно непонятного занятия.
— Возможно, мистер Марч и есть та приманка, которая заставила ее забыть о гипнозе. Для меня очевидно, что они любовники.
— Вероятно, ты права. — Говард немного помолчал. — Тем не менее трудно поверить, что она могла бросить свою практику по какой бы то ни было причине, включая и любовника. У нее истинный талант. Мне всегда казалось, что она способна превзойти своих родителей, а они оба были весьма опытными гипнотизерами.
— Страсть — великая сила, — понимающе усмехнулась Селеста. — Она может заставить женщину изменить всю свою жизнь. Вспомни нашу связь и перемены, случившиеся из-за этого в моей судьбе.
Лицо Говарда мгновенно смягчилось. Длинные изящные пальцы легли на затянутую в перчатку ручку жены. Его сверкающие глаза потемнели.
— Это ты изменила мою жизнь, дорогая, — вымолвил он своим сочным баритоном. — Я всегда буду благодарить небо за то, что ты решила стать моей.
Селеста подумала, что, хотя оба они бесстыдно лгут, все же наловчились делать это довольно убедительно.
Говард вновь принялся изучать оживленную улицу. — Что ты думаешь о компаньоне Лавинии, мистере Марче?
Селеста не сразу ответила. Лицо на миг стало сурово-сосредоточенным. Она считала себя экспертом по части мужского пола, ибо довольно часто ее существование, вместе с удачей, зависели от точности оценки и искусства, с которым она манипулировала очередным доверчивым дурачком.
Она всегда была женщиной умной и сообразительной, имевшей немалые способности к делам, но считала, что самым серьезным испытанием была смерть первого мужа. В шестнадцать лет она вышла за престарелого вдовца, владельца магазина. Муж, которому было уже под восемьдесят, весьма к месту испустил дух в брачную ночь, пытаясь исполнить супружеские обязанности. Селеста унаследовала магазин, но, не собираясь провести жизнь за прилавком, продала его за весьма солидную сумму.
Деньги от продажи небольшого заведения были потрачены на туалеты и другие безделушки, необходимые, чтобы подняться вверх на очередную ступеньку в обществе. Ее следующим завоеванием был туповатый сынок местного мелкого дворянчика, который четыре месяца содержал даму, прежде чем семья узнала об их связи и перестала выплачивать кавалеру карманные деньги. После него были и другие, включая служителя Божьего, обладавшего некоторыми, весьма изощренными пристрастиями. В их число входила и милая привычка носить церковное облачение во время беззаконных занятий любовью на алтаре. Роман оборвался, когда престарелая прихожанка застала парочку на месте преступления. При виде такого разврата бедняжка немедленно забилась в истерике. Поэтому для Селесты еще не все было потеряно. Пока растерявшийся любовник махал пузырьком с нюхательными солями под носом потрясенной старушки, Селеста улизнула через боковую дверь, прихватив с собой пару дорогих подсвечников, которых, как она рассчитала, вряд ли кто-то хватится: в церкви и без того было немало серебра.
