Себастьян рассеянно потянул за шейный платок, смяв одну из его строгих, безупречных складок.
Пожилой мужчина что-то произнес, и девушка опять засмеялась. Себастьян совершенно отчетливо слышал ее смех, даже в такой шумной комнате. Ему казалось, что он звучал, свловно вода в фонтане, как дождевые капли, со звоном отскакивающие от алмазов...
Этот смех звал его. Он навечно запечатлелся в его памяти.
Она была царицей бомонда, изнеженной и избалованной, защищенной от всех пороков этого мира. Она была рождена для удовольствий и веселья. Всего лишь посмотрев на нее, он сделал вывод, что красавица рассчитывает протанцевать всю свою жизнь. И так оно и будет.
Себастьян же провел большую часть своей жизни в шуме и копоти, подвергаясь различным трудностям и лишениям. Даже если теперь он богат, его жизнь все еще проходила совсем в другом месте, так не похожем на это. Единственной причиной, по которой он посетил этот яркий мир мишуры, стали поиски подходящей жены, совершенно необходимой его сестрам. Нельзя позволить себе безрассудно увлечься глупыми, несбыточными мечтами.
Ему нужна женщина, обладающая силой духа, повидавшая на свое веку неприглядную изнанку жизни, женщина, чье чувство долга, удерживало бы ее рядом с ним в тяжелые периоды его жизни.
Это маленький эльф, лучившийся весельем и радостью – не для него.
Разве кто-то покупает горячего чистокровного скакуна, чтобы впрячь его в телегу, и возить на ней уголь. Если он возьмет ее в свой жестокий беспощадный мир, она быстро лишится всей своей радости и живости. Он наблюдал за своей матерью, медленно умирающей от разочарования. Никто не сможет пройти через такое дважды. В том числе и Себастьян. Ему достаточно и этого чувства вины, чтобы жить с ним дальше.
Однако не будет никакого вреда, если он просто понаблюдает, как она танцует. Если уж и кошка может смотреть на королеву[9], то и Себастьян может смотреть на ангела.
Она с такой легкостью двигалась в танце, что пожилой джентльмен сиял от удовольствия, изо всех сил стараясь поспевать за ней. Она, кажется, тоже заметила это, поскольку сделала обманный выпад в сторону, в попытке поддразнить партнера, но не зло, а весело и озорно. Пожилой джентльмен негромко засмеялся. Вслед за ним не смог удержаться и Себастьян, он тоже рассмеялся.
Звук пробудил его сознание. Оказывается, он стоял на ступенях, ведущих вниз в бальный зал, загораживая проход. Огромная комната была заполнена незнакомыми аристократами, а он стоял совершенно неподвижно и по-дурацки ухмылялся, смотря через всю комнату, полную самыми высокородными англичанами, на девушку, которую никогда прежде не видел и не знал.
И по-дурацки ухмылялся.
Себастьян закашлялся, поправил шейный платок и торопливо стал спускаться вниз.
Джайлс проводил его к украшенному лепниной алькову, прилегающему к танцевальному залу.
– Отсюда мы многое сможем увидеть. – Щелкнув пальцами, он подозвал проходящего мимо официанта и заказал напитки, затем вернулся к прерванной теме разговора. – Ну, а теперь скажи, какая же из девушек привлекла твое внимание? – Он поднял свой монокль и присмотрелся. – Ах да, конечно же, без всяких сомнений, это одна из близняшек Вирту. Ты не мог их пропустить. Восхитительные девушки. Похожи, как две капли воды. Зеркальное отражение друг друга во всех отношениях.
Себастьян резко мотнул головой. Его девушка, как он заметил, была уникальна.
– Не важно, – прервал он друга. – Это – всего лишь любопытство. Ты же знаешь, что я здесь ради леди Элинор.
Джайлс не обратил на это внимание.
– Любопытная вещь – одна из них левша, в отличие от другой – только я никак не могу запомнить, кто есть кто. Девушка, что является левшой, предпочитает, чтобы об этом не знали. Но я считаю, что это как раз та характерная черта, которая позволяет их различать. Мисс Фейт более спокойная, а мисс Хоуп более живая. Я, как ты понимаешь, знаком с ними не слишком близко. Респектабельные девушки на выданье – не мой стиль, ты же знаешь.
– Да, знаю. Послушай, это не имеет значение, Джайлс. Я здесь не для того, чтобы крутить со всеми подряд. Я свой выбор сделал, – твердо заявил Себастьян.
Джайлс, однако же, продолжил:
– Одна двойняшка танцует рядом с «Долговязой Мэг»[10] в желтом, а другая стоит возле леди Августы, которая выглядит маленькой пышечкой в пурпурном шелке, видишь? Очаровательная пожилая дама – эта леди Августа. Сэр Освальд Мерридью, пожилой джентльмен с положением, без ума от нее, но она последние два года только и делает, что водит его за нос.
Себастьян проворчал нечто, как он надеялся, наподобие вежливого интереса по отношению к тому, о чем так пространно раглагольствовал Джайл. Меньше всего на свете его волновала невысокая пухленькая леди в пурпурном, и ему было совсем не важно, кто был или не был без ума от нее. Он хотел знать, как зовут это восхитительное создание в голубом. Конечно, Себастьян мог бы сказать: «Та, что в голубом», но произнести это вслух он почему-то не решался.
Это бы... что-то значило. Стало бы своего рода заявлением. Что было бы нелепо. Себастьян хотел, чтобы это ничего не означало. У него не было никакой заинтересованности. Он просто... смотрел. Ему надо было как-то скоротать время до «танца перед ужином». Он снова поправил свой шейный платок, а слова вырвались сами собою:
– В голубом.
– Близняшки Вирту – обе в голубом. Не могу придраться к твоему вкусу, Бас. Обе они – восхитительные создания. То есть, я хочу сказать, восхитительно практичны, серьезны, и исполнены чувства долга! – Быстро поправился Джайлс. – Итак, какая же из близняшек?
Себастьян нахмурился. Она была одной из близняшек? Он быстро пробежался по другим танцующим и понял, что там присутствовала и другая девушка, очень похожая на счастливого эльфа. Но от ее красоты не исходило сияние.
Джайлс, изнывая от нетерпения, подтолкнул его локтем в ребро.
– Так какое же платье – лазурное или небесно-голубое?
Себастьян взглянул на друга.
– Вот дьявол, откуда мне знать оттенки голубого? Голубой – он и есть голубой! – Себастьян лгал. Вероятно, ему удалось бы назвать все компоненты, перемешанные в чане с краской, пошедшей на эту ткань, но делать этого он не собирался. Джайлс его не поймет, да, к тому же, это было не важно. Все, что он знал, или все, что его заботило, так это то, что тонкий лазурный шелк платья кружился и облегал ее гибкое молодое тело, а у него при этом пересохло в горле, и сердце забилось сильнее. Он тяжело сглотнул.
Джайлс покачал головой и строго произнес:
