— Очень хорошо, сэр.
Гарри наблюдал за тем, как отец входил в комнату. Пока еще рано было определить, в каком он был состоянии. Походка была еще твердой, но он слишком размахивал руками, и Гарри это не понравилось.
— Рад тебя видеть, Гарри. — Он слегка потрепал сына по плечу по пути к столику с напитками. — Значит, колледж ты закончил?
— Да, сэр.
Лайонел плеснул себе что-то в стакан — Гарри стоял слишком далеко, чтобы понять, что именно. Обернувшись к Себастьяну, Лайонел криво усмехнулся:
— Сколько же тебе лет, Себастьян?
— Девятнадцать, сэр.
Они с Гарри были одногодки с разницей в один месяц.
— Ты угощаешь его чаем, Кейти? — обратился Лайонел к жене. — О чем ты только думаешь? Он уже мужчина.
— Чай очень хороший, отец, — резко бросил, Гарри.
Сэр Лайонел повернулся и заморгал, словно забыл о присутствии сына.
— Гарри, мальчик мой. Рад тебя видеть.
Гарри сжал губы.
— Я тоже рад тебя видеть, отец.
Сэр Лайонел отпил порядочный глоток.
— Значит, семестр закончился?
Гарри кивнул и сказал, как обычно:
— Да, сэр.
Сэр Лайонел нахмурился и сделал еще глоток.
— Так ты уже окончил колледж. Я получил извещение из Пембрука о твоем зачислении. — Он поморгал, пожал плечами и добавил: — Я не знал, что ты подал заявление. Молодец.
— Я не поеду.
Эти слова вырвались у Гарри как-то помимо его воли. Что это он говорит? Конечно, он поедет в Пембрук. Ведь он всегда этого хотел. Ему нравилось учиться, нравилось читать книги, нравилось сидеть в библиотеке, даже когда светило солнце, а Себастьян пытался вытащить его на регби. Впрочем, Себастьяну всегда это удавалось. На юге Англии солнце светит не слишком часто, так что действительно надо было им пользоваться, когда возможно. Себастьян к тому же был дьявольски настойчив.
В Англии не было мальчика, более подходящего для университетской жизни, чем Гарри. И все же…
— Я иду в армию.
Слова снова вырвались сами собой. Гарри и сам удивился, что он такое говорит. И почему.
— С Себастьяном? — спросила тетя Анна.
Гарри кивнул.
— Кто-то же должен позаботиться о том, чтобы его кто-нибудь не убил.
На это явное оскорбление Себастьян ответил лишь ледяным взглядом, потому что на самом деле был рад тому, как поменялась ситуация. Гарри знал, что отношение к военной карьере всегда было у Себастьяна двойственным. Так что, как бы он ни бравировал, он наверняка почувствовал облегчение оттого, что его кузен будет рядом.
— Тебе нельзя идти на войну, — возразил Лайонел. — Ты мой наследник.
Все находящиеся в гостиной — все четверо были его родственниками — повернулись к баронету. Их лица выражали разную степень удивления. Очень может быть, что за многие годы это было его первое разумное высказывание.
— У тебя есть Эдвард, — вырвалось у Гарри.
Лайонел выпил, моргнул и пожал плечами:
— Верно.
Гарри ожидал именно этого, но все же где-то глубоко внутри он вдруг ощутил неприятное чувство разочарования. И возмущения. А может — обиды. И боль.
— Выпьем за Гарри! — весело провозгласил Лайонел, подняв стакан. Он, кажется, не заметил, что никто не присоединился к его тосту. — Успеха тебе, сын. — Он опрокинул стакан и только тогда заметил, что он пуст. — Черт возьми, — буркнул он. — Как неловко получилось.
Гарри сгорбился на своем стуле. В то же время он почувствовал какой-то неприятный зуд в ногах, словно они были готовы бежать.
— Когда ты уезжаешь? — спросил Лайонел, наполнив стакан.
Себастьян взглянул на Гарри и сказал:
— Я должен явиться в полк на следующей неделе.
— Значит, и я должен быть там в то же самое время, — сказал Гарри, обращаясь к отцу. — Мне понадобятся деньги, чтобы выкупить офицерский патент.
— Разумеется, — ответил Лайонел, инстинктивно подчиняясь командному тону Гарри. — Что ж. — Он посмотрел в пол, потом взглянул на жену.
Катарина смотрела в окно.
— Рад был всех вас увидеть, — сказал сэр Лайонел, поставил на столик стакан и направился к двери, сбившись с шага всего один раз.
Гарри наблюдал за уходом отца со странной отстраненностью. Он, конечно, предполагал и раньше, что такое может произойти. Не то, что он пойдет в армию, а что вообще уедет из дому. Он не раз представлял себе, как, готовясь к отъезду в университет, он погрузит свои вещи в их семейную карету и укатит. Но воображение подсказывало ему всякого рода драматические сцены — от диких жестикуляций до холодных, безразличных взглядов. Самыми любимыми из этих сцен было швыряние об стены бутылок. Самых дорогих, привезенных контрабандным путем из Франции. Неужели отец и дальше будет поддерживать лягушатников, покупая у них вино, в то время как его сын будет встречаться с ними на поле боя?
Гарри смотрел на закрытую дверь и думал о том, что это уже не имеет значения. Здесь ему делать нечего.
Он покончил с этим домом, с этой семьей, со всеми ночами, когда он тащил отца в его спальню и осторожно укладывал на бок, чтобы он не захлебнулся, если его начнет рвать.
Всему конец.
Но почему-то внутри у него было пусто. Его отъезд ничем не будет отмечен.
И только много лет спустя он поймет, что его одурачили.
— Говорят, что он убил свою невесту.
Этого было достаточно, чтобы леди Оливия Бевелсток перестала размешивать сахар в своей чашке.
— Кто? — спросила она, потому что, честно говоря, она не прислушивалась к разговору.
— Сэр Гарри Валентайн. Ваш новый сосед.
Оливия внимательно посмотрела на своих подруг — сначала на Энн Бакстон, а потом на Мэри Кэдоган, которая энергично кивала.
— Вы, наверное, шутите, — сказала Оливия, хотя точно знала, что Энн никогда не стала бы так шутить. Сплетни были источником ее жизненной энергии.
— Он действительно ваш новый сосед, — сказала Филомена Уэйнклиф.
Оливия отпила глоток чая, главным образом для того, чтобы сохранить свое обычное выражение лица — нечто среднее между раздражением и недоверием.
— Я имела в виду, что она шутит сказав, что он кого-то убил, — сказала она с не свойственной ей терпеливостью.
— О! — Филомена взяла печенье, — Извини.
— Я убеждена, что слышала, что он убил свою невесту, — настаивала Энн.
— Если он кого-нибудь убил, он сидел бы в тюрьме, — возразила Оливия.
— Может быть, они не смогли это доказать.
Оливия слегка скосила взгляд налево, где за толстой каменной стеной, десятью футами свежего весеннего воздуха и еще одной толстой стеной — на этот раз кирпичной — находился недавно арендованный сэром Гарри Валентайном дом, как раз к югу от ее собственного.
