— Мое лицо все еще выглядит неприятно, дон Фелипе? Ее вознаградила вспышка удивления в его глазах, быстро спрятавшихся под полуприкрытыми веками.
— Неприятно? Оно никогда не было неприятным, всего лишь немного пыльным и заплаканным. Уверен, вы все знаете о своей замечательной красоте, Аманда, — Насмешка и нетерпение прозвучали в его сухом тоне, и от невысказанного презрения она почувствовала себя глупой, незначительной безделушкой.
— Мне, конечно, говорили, что я красива, но никогда так небрежно, дон Фелипе.
— О! Я обидел вас? Сожалею, моя дорогая, и обязательно постараюсь исправиться. — Его губы улыбнулись, но черные глаза оставались такими же бесстрастными и настороженными.
Аманда почувствовала неистовое желание убежать от него. Он остановился около кровати и протянул руку, чтобы отвести прядь волос от ее глаз, и это легкое прикосновение заставило ее вздрогнуть.
Дон Фелипе помедлил, затем холодные пальцы повернули ее подбородок так, чтобы она смотрела ему в лицо, и его голос показался ей зловещим.
— Не вырывайся, Аманда. В глазах Техаса ты теперь моя жена, а скоро будешь ею и в глазах Мексики. Ты принадлежишь мне.
— Но я не собственность, дон Фелипе… — Аманда отвернулась и соскользнула с кровати, чувствуя себя уязвимой, когда он вот так возвышался над ней. — Я женщина, жена — но не ваша собственность.
Он рассмеялся сухим, саркастическим смехом.
— Ты ошибаешься, поскольку принадлежишь мне, так же как и твое приданое. По закону, если вы откажетесь выполнять свои брачные клятвы, я имею право бросить вас и все равно сохраню ваше приданое, донья Аманда. — В этом вежливом обращении была подчеркнутая издевка, и она сжала скомканный платок в руках так, что костяшки пальцев побелели.
— Разве я сказала, что не буду выполнять мои брачные обязательства, дон Фелипе? Это дело чести. Я просто попыталась изменить ваше впечатление о себе.
Его широкие плечи приподнялись под идеально скроенным сюртуком, и бархатистый голос отчетливо зазвучал в наэлектризованном от напряжения пространстве между ними:
— О, малышка Аманда — очень привлекательный предмет. Очаровательный предмет с нежными чувствами, как и большинство женщин. — Его рука, лаская, собственническим жестом коснулась ее щеки.
Аманда стояла как статуя, холодная и неподвижная; ее бирюзовые глаза заледенели, когда она почувствовала горячие пальцы на своей бледной коже. Пальцы остановились на ее груди, вырисовывающейся под тонкой тканью дорожного платья, и у нее перехватило дыхание. Это ее брачная ночь, а это ее муж, и она дала ему право владеть ее телом; но, Господи, как же она его ненавидит!
На ненависть, пылающую в ее голубых глазах, Фелипе ответил издевательским смешком.
— Вы знаете, что я могу, не так ли, Аманда? Несмотря на ваши возражения, вы моя жена, моя собственность. — Его влажные медлительные губы нашли впадинку на ее шее.
Аманда содрогнулась, закрыла глаза, и ее руки сжались в кулаки. Ей мучительно захотелось оказаться далеко-далеко, в прошедших летних днях и ночах, наполненных смехом и светлячками, запахом свежескошенного сена и детскими голосами, до того момента как жестокая реальность вторглась в ее беззаботную жизнь. Она лишь смутно осознавала, что Фелипе поднял ее и положил на кровать. Его горячие, лихорадочные поцелуи покрывали ее лицо, шею, потом его губы двинулись вниз, но у нее было странное чувство, что это происходите кем-то другим. Какая-то напряженная часть сознания Аманды дала ей возможность отстраниться от реальности, от осознания того, что мужчина, которого она ненавидит, стягивает ее тщательно подобранные свадебные одежды, как будто это всего лишь яркая бумага, в которую завернут подарок.
Дрожь пронизала ее тело, и нежные веки затрепетали. Она попыталась справиться с отвращением, смутно осознавая предстоящее. Увы, она была более невинна, чем следовало бы, и не знала, как это ужасно, когда мужчина скользит влажными поцелуями по тем частям ее тела, которых не мог касаться никто, или как это унизительно, когда он снимает с нее одежду и она лежит, беззащитная перед его взглядом.
Всхлип поднялся в глубине ее горла, и Аманда прижала руку ко рту, чтобы не дать вырваться протестам, которые могли бы прорваться сквозь ее решимость вытерпеть все. Отвернувшись, она уткнулась головой в подушку.
Фелипе тихонько выругался по-испански. Его ухоженные руки остановились на неподвижном теле под ним, желание исчезало перед лицом ее антипатии. Черт возьми, она его жена, а он весьма привлекательный мужчина! Многие женщины находили его красавцем, а эта девчонка едва может выносить его прикосновения…
Фелипе погрузил руки в густые волосы и повернул ее голову так, что губы Аманды оказались рядом с его губами. Его язык протиснулся между ними в удушающем поцелуе, пытаясь распалить желание. Гнев, раскаленный как горячая лава, заструился по его венам, когда она поперхнулась и уперлась руками в его грудь с тщетным усилием пойманного зверька. Он хотел овладеть ею, покатать ей, что она принадлежит ему, и вдруг ужаснулся, поняв, что тело не помогает его усилиям.
Фелипе был разъярен и унижен и чуть-чуть успокоился, только поняв, что Аманда абсолютно несведуща в том, что произошло. Резким движением он набросил стеганое одеяло на полураздетое тело Аманды и встал на ноги.
Не в силах скрыть облегчение, Аманда молча уставилась на Фелипе, в то время как он, улыбнувшись змеиной улыбкой, холодно пожелал ей спокойной ночи и направился к двери спальни.
Когда дверь за ним закрылась, Аманда услышала, как в замке повернулся ключ, и рухнула на постель, все еще дрожа от пережитого.
Вопросы, на которые не было ответов, кружились в ее мозгу. Она в ловушке, и нет выхода из кошмара, в который превратилась ее жизнь. Или все-таки есть? Возможно, дон Фелипе дал ей именно такой ответ…
Сжимая и разжимая руки, запуская их в спутанные волосы, Аманда мерила шагами свою комнату, обдумывая и отбрасывая разные идеи. Ее воспитали католичкой, как и ее родителей, и это оказалось к лучшему. Джеймс Камерон, убежденный протестант, немедленно занялся обращением своей племянницы, едва став ее опекуном. Аманда не спорила, но и не изменяла своих религиозных убеждений, а просто спокойно уступила, чтобы избежать конфликтов. Теперь она решила, что ее брак, заключенный в протестантской церкви, может считаться недействительным в глазах истинной религии и не будет утвержден католической церковью! Она должна только каким-то образом сбежать и, вернувшись в Буэна-Виста, обратиться к старому мистеру Маккалену, банкиру и давнему другу ее отца. Узнав обо всех обстоятельствах, он непременно поможет ей, и верная Мария тоже будет на ее стороне.
