– Камерон? А дальше?
Он не ответил.
– Тогда Смит. Камерон Смит – как раз подходящее имя для негодяя.
– Негодяя? Бог с вами! Впрочем, пусть будет Смит.
– Хорошо. Теперь, когда формальности соблюдены, скажите, почему вы напали именно на нас?
– Вы живете изолированно и в то же время довольно близко от Брайтхелмстона, и вам несложно передвигаться по дороге по вечерам.
– В Брайтхелмстоне мало развлечений. – Джиллиан задумчиво наморщила лоб. – Разве что море. Интересно, почему вас так заинтересовала деревушка у моря?
А она сообразительная барышня!
– Вы можете, не вызывая подозрений, ездить в Брамбер или Бидинг.
– В этих деревушках развлечений еще меньше. Думаю, вам следовало бы пристать к какой-нибудь бедной женщине, живущей поблизости от Лондона.
– Я не люблю Лондон так же, как и вы, Джиллиан.
– Вы ничего не знаете о моих чувствах к Лондону…
– Ошибаетесь. Я знаю, что вы жили там и уехали три года назад, и знаю также, что вы вращались среди богатых и знатных людей, а ваш отец был одним из королевских врачей и лечил старого короля. Неудивительно, что теперешняя спокойная жизнь кажется вам весьма скучной.
Камерон заметил, что степень его осведомленности ее ошеломила. И все же Джиллиан продолжала сопротивляться.
– Меня моя теперешняя жизнь очень даже устраивает, – не согласилась она.
– Меня тоже. Мне нужна свобода передвижения, которой вы пользуетесь ночью, и надежное убежище на дневное время.
– Это мое убежище. – Она задрожала от ярости. – Наше убежище.
– Только не в ближайшие несколько недель. Пока мы здесь сидим и болтаем, мой человек перевез мои пожитки в ваш дом, а сам устроился в вашей конюшне. Он будет помогать мне и следить, чтобы вы не делали глупостей: к примеру, не попытались сбежать или позвать на помощь.
– О, он само совершенство, – резко сказала Джиллиан. – А чем будете заниматься вы, пока ваш головорез меня караулит?
– Я буду спать в вашем доме, есть вашу пищу и пить ваше вино. – С каждой заявленной им претензией Джиллиан все больше напрягалась. – Я буду говорить вам, когда зажигать свечи, а когда передвигаться в темноте.
Подробное описание того, как он собирается каждую минуту следить за ней, в конце концов, сломило ее показную храбрость, и в глазах Джиллиан блеснула влага.
– Зачем вы это делаете?
– Вы узнаете ровно столько, сколько я пожелаю вам сказать. А сейчас вам лучше не знать ничего.
– Камерон Смит, мне надоело слушать, что для меня будет лучше!
– Тогда прекратите задавать вопросы и делайте, как я велю…
– Нет! Не можете же вы рассчитывать…
Камерон натянул поводья и, когда лошадь остановилась, резко повернувшись, наклонился к Джиллиан, сидевшей в гордой позе с вызывающе сверкающими глазами. Но что с того, что она и впрямь восхитительна, – ему нужна только ее покорность!
– Я рассчитываю на ваше полное и безоговорочное подчинение моей воле! – Камерону хотелось, чтобы его слова звучали жестко и устрашающе, однако, произнося их, он чувствовал себя законченным негодяем.
Джиллиан перебирала пальцами края выреза платья. Черт возьми, опять он за свое!
– Если вы не станете сопротивляться, я вас не трону. – Камерон почувствовал страстное желание снова ощутить шелк ее кожи под своими грубыми руками.
– Напрасный труд. Никакими угрозами или посулами вы не заставите меня подчиняться.
– Неужели?
– Делайте что угодно. – Она расправила плечи. – Я почти всю жизнь боялась то одного, то другого. Вы – это просто… другое. Я готова умереть.
Ее смелость вызвала у него внезапную нежность с примесью горечи. Камерон понимал одно: она невинное создание и не подозревает, до какой низости может опуститься негодяй, которому непременно доставило бы удовольствие лишить девушку невинности и укротить ее либо заставить выполнять то, что ему нужно, при помощи одной лишь ужасной угрозы.
– Если вы будете сопротивляться, мне придется потревожить вашего отца.
– Нет! – Одну руку Джиллиан прижала к губам, а другую протянула к отцу, как бы защищая его. – Вы не можете причинить ему зло. Он… он такой благородный и добрый…
– А еще он сходит с ума. – Жестоко подведя итог ее словам, Камерон взял вожжи и слегка подхлестнул лошадь. – Делайте; что от вас требуют, или я всем расскажу, что ваш отец сумасшедший.
И тут Джиллиан захлестнула ярость, настолько неистовая и неукротимая, что если бы у нее в самом деле был нож, она вонзила бы его не в себя, а в сердце разбойника. От физического насилия можно защититься, и ничего страшного, если бы она в драке получила несколько синяков и шишек, – человеческому телу обычно удается с этим справиться, а вот ущерб, которым угрожает этот самонадеянный улыбающийся мерзавец, может оказаться намного больше.
Джиллиан была весьма осторожна, планируя отъезд из Лондона, и тогда никто не заметил, насколько болен ее отец. Она наняла человека для поиска удобного красивого дома в деревне, вдали от любопытных взглядов, чтобы никто не мог следить за ее отцом, и в то же время поблизости от людей, чтобы отец мог продолжать заниматься медициной, которую так любил, до тех пор, пока будет в состоянии. При этом она вовсе не думала, что тоже полюбит медицину.
– Откуда вы столько знаете о нас?
– Я уже сказал, что следил за вами.
– Но я была очень осторожна…
– Вы с отцом стали в этой местности личностями привычными, поскольку люди здесь не настолько сведущие и искушенные, как в Лондоне. Крестьяне видят, что вы всегда ведете себя скромно, и думают, что все идет без изменений. Точно также зачастую мать не замечает, как быстро вырастает ее ребенок.
– Однако вы шпионили за нами, и наше обычное поведение не ввело вас в заблуждение…
– Верно, на этот раз вы не ошиблись.
Джиллиан пребывала в смятении; ей казалось немыслимым, что она сидит и обсуждает свои сокровенные тайны с абсолютно чужим человеком, который к тому же шпионил за ней. Она обещала отцу, что спрячет его до того, как он превратится в бессмысленную развалину, – именно это когда-то случилось с его отцом.
Теперь Джиллиан приходилось признать, что она не выполнила эту часть обещания. Она никак не ожидала, что, избавившись от лондонских страхов, получит возможность работать помощником у отца, и тем более не осмеливалась потворствовать своей сумасбродной мечте самой стать врачом до тех пор, пока они не обосновались здесь. Лишь почувствовав себя в безопасности, она отважилась начать практиковать вместе с отцом. Даже если бы у нее хватило смелости на такую попытку в Лондоне, свет не позволил бы ей это сделать; здесь же она поняла: случайно родившись женщиной, она тем не менее обладает умом и способностями, необходимыми для того, чтобы заниматься тем, чем хочет.
