Продвигаясь вперед, Диана перестала замечать возгласы детишек и музыку, звучавшую вдали, деревья и небо и даже мороз. Сейчас ее вела цель, и она чувствовала тепло в мышцах икр, в то время как ее коньки резали лед. Они приближались к полынье, и Диана видела темную воду в ней. Диана снова улыбнулась Персивалю, сделала два шага вперед, затем выдернула свою руку. Отвлекая его внимание, она сделала красивый жест руками и, повернувшись на коньках, поехала назад. Персиваль смотрел на нее широко раскрытыми глазами, по-видимому, впечатленный ее мастерством. Но вскоре он отчаянно замахал руками, стараясь удержаться на ногах, и стало ясно, что он не умеет делать поворот. Коньки влекли его дальше, и, когда он увидел, в каком направлении движется, лицо его застыло от ужаса. Диана не стала ждать неизбежного падения Персиваля. Она продолжала плавно ехать назад сквозь толпу, и ее блестящие каштановые кудри падали на лицо. Когда она услышала крики о помощи и увидела, как толпа ринулась к тому месту, где была полынья, она поняла, что с Персивалем все будет в порядке. Прикрыв лицо рукой в вязаной перчатке, она позволила себе хихикнуть.
Теперь она гораздо легче двигалась по льду. Диана была очень довольна собой: ведь она показала Персивалю, что если она и не такая завидная невеста, как ее сестра, тем не менее, она не продается. Небольшая ванна в ледяной воде послужит ему уроком, напомнив, что он не заслуживает в невесты ни одну из дочерей Холландов. Жаль только, что здесь нет Генри Скунмейкера, который оценил бы режиссуру этого вполне заслуженного наказания. Прошел месяц с тех пор, как она говорила с Генри. Он тоже в трауре по Элизабет, хотя их помолвка не была следствием любви. Он же не знает, что она жива. Для него ее смерть — реальность, и весьма отрезвляющая.
Однако на самом деле он любит Диану. По крайней мере так ей казалось месяц назад, во время его последнего визита к ее матери и ее тетушке Эдит. Это был один из тех меланхоличных визитов, когда никто не произносил ни слова; они сидели и грустили, глядя на остывающий чай. Наверное, он все еще ее любит. Диана была в этом уверена.
Подъехав к краю пруда, она сделала несколько шагов к деревянной скамейке. Вокруг того места, где она отпустила руку Персиваля, толпа образовала темную стену. За ними виднелся неподвижный белый пейзаж; над деревьями сурово возвышалось здание Дакота. Нагнувшись, Диана онемевшими пальцами сняла коньки, и из хижины, находившейся поблизости, к ней тотчас же ринулся мальчик с ее черными кожаными сапожками. Она порылась в кармане, чтобы дать ему чаевые, но он не хотел пропустить сцену, разыгравшуюся на льду, так что даже не стал ждать. Никто не может устоять, чтобы не поглазеть на несчастье, подумала она. Она как раз зашнуровывала сапожки, когда заметила, что от толпы отделился какой-то мужчина и направляется по льду к ней. На нем была русская меховая шапка и костюм песочного цвета — он был слишком легко одет, чтобы провести целый день на льду. Этот человек ехал, заложив руки за спину, — с таким небрежным изяществом мог бы кататься Генри. Осознав, что плечи у него шире, чем у Генри, да и фигура не очень похожа, Диана ощутила такую глубокую грусть, словно внезапно проснулась, не досмотрев приятный сон.
Оказавшись в нескольких ярдах от Дианы, мужчина остановился, приподнял шляпу и сделал легкий поклон в ее сторону. Его лицо с острым носом показалось Диане знакомым. Темные волосы были коротко острижены; взгляд внимательный. Снова надев шляпу, он сдвинул ее на затылок и сказал:
— Боюсь, что ваш спутник не сможет проводить вас домой.
— О? — с невинным видом отозвалась Диана. — Наверное, вся эта суматоха из-за него?
— Я Дэвис Барнард, — продолжал незнакомец, приняв ее ответ за чистую монету и подавая ей руку. — Вас подвезти?
— О… Мистер Барнард. — Когда Диана произнесла это имя, у нее возникло множество ассоциаций. — Вы ведете колонку в «Геймсом галлант», не так ли?
Ее новый знакомый слегка улыбнулся и кивнул. Когда он сменил коньки на туфли, они молча направились к поджидавшему его экипажу. Диана знала, что это дурной тон — принимать предложение прокатиться от джентльменов, с которыми едва знакома, однако считала себя свободной от условностей. К тому же ей всегда было интересно поближе познакомиться с газетчиком. Только когда она расположилась на кожаном сиденье, и колени ей укрыли пледом, он приступил к объяснениям.
— Вы знаете, я всегда был горячим почитателем вашей сестры, старшей мисс Холланд, — начал он, когда лошади тронулись в путь.
— Да, я знаю. — Диана знала, что ей не следует продолжать, но это ее не остановило. — Вы так мило о ней писали. Маме всегда нравилось.
— Это была трагедия, — сказал мистер Барнард, и его слова заставили Диану сделать скорбное лицо, как это часто ей приходилось делать последние несколько месяцев.
— Мне очень трудно писать о вашей семье после смерти вашей сестры. — Диана, не зная, что за этим последует, промолчала. — Но я, разумеется, по-прежнему все читаю. Например, та заметка в «Газетт» сегодня, где обсуждается…
Он умолк и взглянул на Диану, проверяя ее реакцию. Она невольно покраснела и не стала скрывать свое раздражение. То, что Холланды, одна из старейших и самых знатных семей Манхэттена, в данный момент испытывала финансовые затруднения, было правдой. И хотя Диану не особенно интересовала материальная сторона, ей не нравилось, когда ее жалели.
— Обсуждается что? — спросила она резко.
— Неважно, это не имеет значения. — Барнард опустил подбородок на свою внушительную ладонь и окинул Диану оценивающим взглядом. — Суть в том, что вы происходите не из одного, а из двух старинных семейств, и, даже если некоторые газетчики пишут о вас беспочвенные вещи, вы по-прежнему принадлежите к сливкам общества. Вот почему я счастлив с вами познакомиться. И вот почему мне бы хотелось вам сказать, что, если вы когда-нибудь услышите какие-нибудь интересные истории — любые истории, которые могут представлять интерес для меня, я бы с радостью нанес вам визит. И считал бы себя вашим… должникам.
Он смотрел Диане прямо в глаза, сделав эффектную паузу— Вам следует знать, что я совсем не болтлив.
Экипаж выехал из парка. Диана почувствовала, что губы ее скривились в усмешке. Скоро они поедут по Пятой. Барнард улыбнулся в ответ, и она, не удержавшись, встряхнула головой — характерный для нее жест — и рассмеялась.
— Полагаю, что вряд ли знаю что-либо, представляющее интерес, мистер Барнард. Но в любом случае, очень мило с вашей стороны было предложить подвезти меня. Надеюсь, вы пригласите меня на танец, в следующий раз, когда мы встретимся на балу, — сказала она в заключение, изящно показав таким образом, что у нее нет ни малейшего намерения что-либо ему рассказывать.
