О Мишелине он совсем и не думал. Она была для него ступенью, позволявшей достигнуть богатства. Он знал ее, как тихую, нежную; знал, что она горячо любила его, но не считал ее проницательной. Ее легко можно было бы обмануть; побольше нежности и внимания с его стороны, и она была бы спокойна за его любовь, Одна госпожа Деварен стесняла его при этих соображениях насчет нарушения супружеской верности. Она была проницательна, и ему не раз приходилось видеть, что одним взглядом разгадывала ловко придуманную интригу. Вот ее-то нужно было серьезно остерегаться. Порой он подмечал в ее голосе и взгляде какую-то беспокойную суровость. Она не была из тех, которые отступили бы при скандале. Напротив, это доставило бы ей глубокую радость при возможности выгнать из своего дома человека, которого она ненавидела всеми силами своей души.
Серж вспомнил вечер своей помолвки с Мишелиной, когда он сказал госпоже Деварен: «Возьмите мою жизнь, она вам принадлежит!», на что она ответила серьезным и почти угрожающим голосом: «Хорошо, я принимаю». Теперь эти слова звучали в его ушах, как приговор. Он решился держать с тещей ухо востро. Что касалось Кейроля, то о нем не могло быть и речи. Он создан и находился на белом свете единственно для того, чтобы служить игрушкой в руках таких князей, как Серж. Его судьба была начертана на его лбу, и он не мог ее избежать. Если бы не Панин, то другой заставил бы его быть в таком положении. Во всяком случае мог ли этот прежний пастух, грубый мужик, рассчитывать сберечь только для себя одного такую женщину, как Жанна? Это было бы прискорбно и несправедливо; необходимо было провести Кейроля. Так и случилось.
Князь увидел своего лакея, ожидавшего его, спящим на скамье в передней. Он быстро прошел в свою комнату, лег спать, когда уже заря показалась на небе, и проспал без угрызения совести, без сновидений почти до полдня, Сойдя к завтраку, он нашел всю семью собравшейся, Явился Савиньян, полный самого нежного внимания к своей тетке Деварен, которой он позволил себе опять предложить колоссальное дело, На этот раз, говорил он, нельзя сомневаться в успехе. Савиньян надеялся достать шесть тысяч франков у тетки, рассчитывая, что она, следуя своей привычке, не может пропустить случая купить у него так называемую им идею.
Фат был задумчив: он приготовлялся к защите своей идеи. Мишелина, бледная, с красными глазами от бессонницы, сидела около галереи, смотря молчаливо на море, где мелькали вдали, как птицы, белые паруса рыболовов. Госпожа Деварен с серьезным видом давала разные наказы Марешалю относительно почты, наблюдая в то же время украдкой за дочерью. Ее беспокоило угнетенное состояние духа Мишелины: она чуяла тут тайну. Конечно, смущение молодой женщины могло быть и последствием серьезного разговора накануне. Но проницательность матери угадывала новое осложнение. Может быть, было какое-нибудь объяснение между Мишелиной и Сержем относительно игры. Она была настороже.
Кейроль и Жанна отправились на прогулку в сторону Ментоны.
В одну минуту князь дал себе отчет в настроении каждого и, обменявшись любезностями со всеми, быстро поцеловав Мишелину в лоб, уселся за стол. Завтрак шел молча. Всякий был занят своими мыслями. Серж, беспокоясь, спрашивал уже себя, не выдал ли тайну Пьер. Марешаль, уткнув нос в свою тарелку, коротко отвечал на вопросы, предлагаемые ему госпожой Деварен. Большая принужденность чувствовалась между собеседниками.
Когда встали из-за стола, все почувствовали себя свободнее. Мишелина взяла под руку мужа и, уводя его в сад под тень магнолий, сказала ему:
— Мама уезжает сегодня вечером. Она получила письмо, которое опять призывает ее в Париж. Как ты сам понимаешь, она приехала вследствие нашего отсутствия, потому что не могла долее оставаться одна, вдали от меня. По возвращении в Париж она будет чувствовать себя еще более одинокой. Я же со своей стороны скажу, что очень часто остаюсь одна…
— Мишелина! — перебил Серж с полным удивлением.
— Это не упрек, мой друг, — сказала кротко молодая женщина. — Я вовсе не протестую против этого. У тебя свои занятия, свои удовольствия! Иногда этого требует положение в свете, а потому приходится подчиняться. Ты делаешь все, что находишь нужным, и это должно быть хорошо. А теперь сделай только для меня одну милость…
— Милость? Что ты? — сказал Серж, смущенный неожиданным оборотом, который принял их разговор. — Скажи мне, чего ты хочешь? Ведь ты вполне самостоятельна.
— Ну, хорошо, — сказала Мишелина, слабо улыбаясь, — я вижу, что ты готов сделать для меня все. Обещай мне, что на этой неделе мы уедем в Париж. Сезон быстро приближается к концу. Все твои друзья скоро вернутся туда. Это не будет большим пожертвованием с твоей стороны.
— С большим удовольствием! — воскликнул Серж, удивленный внезапно принятым решением Мишелины. — Но признайся, что твоя мать немного помучила тебя, — прибавил он весело, — чтобы увлечь тебя за собой?
— Мама совсем не знает о моем проекте, — сказала холодно княгиня. — Я хотела сказать ей об этом, заручившись только твоим согласием. Отказ с твоей стороны показался бы ей слишком жестоким, а вы и без того не очень хороши друг с другом, что меня очень огорчает. Нужно относиться лучше к моей матери, Серж. Она уже стара, и мы должны ей оказывать больше почтительности и любви.
Панин молчал. «Как мог произойти такой поворот в мыслях Мишелины?» — думал он. Она, прежде безжалостно жертвовавшая своему мужу своей матерью, теперь просила ласки для нее. Что такое случилось?
Находчивый и в то же время легкомысленный, как настоящий славянин, Серж тотчас придумал ответ.
— Все, о чем ты меня просишь, будет свято исполнено, — сказал он. — Никакая уступка не может быть для меня трудной, лишь бы угодить тебе. Ты хочешь возвратиться в Париж. Что же? Мы отправимся немедленно после того, как наши распоряжения относительно обратной поездки будут исполнены. Скажи об этом госпоже Деварен, чтобы она видела в ускорении отъезда доказательство моего желания жить в добром согласии с ней.
— Благодарю, — сказала Мишелина.
Князь очень изящно поцеловал ее руку, и она возвратилась на террасу.
Оставшись один, Серж спрашивал себя, что скрывалось за этой странной переменой молодой женщины. В первый раз она показала свою инициативу. Наверно, госпожа Деварен подняла вопрос о деньгах, и Мишелина хотела увезти его в Париж в надежде заставить его переменить свои привычки. Но это еще посмотрим. Мысль о том, что Мишелина могла застать его с Жанной, ему и в голову не приходила. Он не подозревал в своей жене настолько силы воли, чтобы так искусно скрыть горе и гнев. Без меры влюбленная, она неспособна была бы владеть собой и непременно разразилась бы какой-нибудь вспышкой. У него не могло быть никакого подозрения.
