– Прекрати меня мучить. – Сидони была одним сплошным комком истерзанных нервов.
Удовольствие маячило где-то за пределами досягаемости, больше агония, чем восторг.
– Еще немного.
И вновь одна из его дьявольских ласк. Очередная ответная вспышка, которая подтолкнула ее к самому краю, но не позволила достичь облегчения. Все ее тело было в огне, и только Джозеф имел доступ к озерам с прохладной водой, чтобы унять ее лихорадочный жар.
– Ты не оставляешь мне гордости. – Она приподнимала и опускала таз в инстинктивной попытке поймать блаженство.
– Я хочу твоей страсти.
Впервые она услышала напряжение в его голосе. Это долгое соблазнение измотало и его тоже. Он был недалек от того, чтобы потерять самообладание.
– Я вся пылаю от страсти, – призналась Сидони, едва ли сознавая, что говорит.
– Недостаточно.
– Ты будешь терзать меня до тех пор, пока я не уступлю все? – удивилась она, опираясь ногами о кровать, чтобы сменить угол этих сатанински мучительных ласк.
– О да. – Джозеф наклонился к ее соску.
От прикосновения языка Сидони дернулась и поднесла руку к его волосам. И когда он погрузил в нее пальцы, а затем вытащил их, она так резко дернула его за волосы, что он застонал от боли.
– Скотина ты этакая.
– Ты хочешь меня, Сидони? – В его голосе звенело напряжение.
Он поцеловал ее грудь с нежностью, которая пробила ее сердце. И эта пробоина, как она подозревала, никогда не затянется. Он и в самом деле дьявол.
И она проклята вместе с ним.
Джозеф поцеловал второй сосок с той же захватывающей дух нежностью. Рука Сидони в его волосах расслабилась в ласку. Гордость казалась пустяком в сравнении с этой жаждой. Желанием. Восхищением. Этой… близостью, которую она отказывалась называть какими-либо словами.
– Черт тебя побери, Джозеф, конечно же, я хочу тебя! – призналась она.
Наконец он коснулся ее там, где она нуждалась в нем, и освобождение нахлынуло головокружительным потоком восторга.
Джозеф не дал Сидони возможности прийти в себя после оргазма. Он вошел в нее, ощущая мучительно дразнящее сопротивление. Руки стиснули его плечи, и она со стоном выгнулась, чтобы принять его глубже.
– Ты как? – хрипло спросил он, затихнув, чтобы она привыкла к нему. Прошлой ночью он причинил ей боль, еще одного такого раза ему не вынести. Те несколько мгновений, что она медлила с ответом, показались вечностью. Он приготовился выйти, хотя остановка грозила убить его. А потом ее тело чудесным образом распустилось вокруг, и она прерывисто вздохнула.
– Сидони? – напомнил он, хотя чувствовал, насколько идеально они подходят друг другу.
– Прекрасно. – Ее сдавленный смех волной прокатился по его телу, едва не став для него последней каплей. – Даже лучше.
Слава богу!
Он уткнулся лицом ей в плечо, все его чувства переполнились Сидони: ее мускусным запахом, прерывистыми вздохами, мягкостью кожи, блестящим разливом волос. Закрыв глаза, он упивался знанием, что в эту минуту она принадлежит ему без остатка. Их общение было безмолвным и совершенным. Они существовали в сияющем мире, отделенном от грубой реальности.
Если б только эта связь могла длиться вечно.
Руки у него на плечах расслабились. Он упивался игрой мышц на своей плоти, когда она ласкала его внутри. Еще никогда не чувствовал он себя таким лелеемым. Он сжал ягодицы и продвинулся дальше. Из ее горла вырвался низкий стон удовольствия.
– Ты… улыбаешься, – пробормотала она, гладя его руки.
– Откуда ты знаешь? – Он переплел их пальцы, перенеся свой вес на локти. Этот союз – тело к телу, рука в руке, душа в душу, был поистине неземным. Она словно касалась каждой клеточки его существа.
– Чувствую кожей, – хрипло ответила Сидони. – Это… приятно.
– А как насчет этого? – спросил он, приподнимая таз.
И вновь она встретила его, издав свой интригующий стон удовольствия. Мужчина может стать рабом этих стонов, как курильщик опиума становится рабом наркотика.
Очень медленно Джозеф отступил, наслаждаясь тем, как она отпускает его дюйм за дюймом. Сидони судорожно выдохнула, затем снова вдохнула, когда он резко вонзился, и сразу же неописуемый жар окутал его. Как же он будет жить без этого? Всю свою жизнь он был холодным. Она заставила его почувствовать себя живым.
Сидони стиснула его руки и выгнула спину. Алая волна страсти накрыла его, и он стал двигаться быстро и резко, погружаясь все глубже. Но даже в пароксизме страсти ощущал связь между их напряженными телами, между их сплетенными руками.
Она стремительно неслась к вершине. Он застыл над ней и ускорил темп. Обжигающее трение гнало его к краю. Страсть опалила, как лесной пожар. Его сотрясла дрожь, и он пролился в нее живительной влагой. В конце концов, обессиленно обмякнув в ее объятиях, он понял, что уже никогда не будет прежним. Сидони запечатлела свое имя у него в сердце.
Сидони проснулась в темноту. Не в темноту ночи, но в темноту повязки. Руки Джозефа ласкали ее обнаженное тело от груди к бедрам.
Она машинально потянулась, чтобы снять повязку с глаз, но он перехватил ее руку.
– Нет.
– Джозеф, я хочу видеть тебя.
Он занимался с ней любовью три раза в течение ночи, и каждый раз у нее были завязаны глаза.
Он поцеловал руку, которую держал.
– Так лучше.
Она поборола малодушное желание дать ему поступить по-своему, лишь бы он продолжал прикасаться к ней.
– Лучше для меня или для тебя?
– Для нас обоих.
– Лжец. – Сидони вырвалась, и на этот раз ей удалось сорвать повязку.
Как она и думала, уже наступило утро. Джозеф раздвинул портьеры, и солнечный свет вливался в комнату, превращая зеркала в слепящие пятна. Джозеф лежал рядом, подперев голову рукой, со сдвинутым на пояс одеялом.
Он отвернулся от ее взгляда.
– Не надо.
– Я знаю, как ты выглядишь, – твердо проговорила Сидони, натягивая одеяло на грудь. Сейчас из-за яркости утра, зеркал и повязки она стеснялась так, как не стеснялась в течение всей бурной ночи.
Голос его сделался резким, контрастируя с теми нежностями, которыми он осыпал ее ночью.
– И я тоже.
Она нахмурилась.
– Думаешь, я стану кричать от ужаса, что у моего любовника лицо в шрамах?
– Я бы не хотел напоминать, что ты в постели с уродом.
– Я в постели с Джозефом Мерриком – самым изумительным, самым волнующим из всех известных мне мужчин. – Сидони сделала глубокий вдох и попросила у неба терпения. – Неужели ты не доверяешь моему желанию, Джозеф? После сегодняшней ночи?
– Неужели ты не доверяешь мне, если не можешь меня видеть?
– А ты не доверяешь мне, если можешь меня видеть?
