– Габриэлла, вы слишком кровожадны, – укоризненно сказал он.
– Убирайтесь из моей комнаты! – Забыв про одеяло, она встала на колени и замахнулась для следующего удара. Уикхэм отступил и рассмеялся.
– Полегче, полегче!
Габби зарычала и запустила в него книгой. Но он вовремя пригнулся. «Дева озера» пролетела над его плечом и ударилась в стену.
Уикхэм поцокал языком:
– Ай-яй-яй, как нехорошо! А меня учили, что настоящая леди всегда спокойна, мила и никогда не повышает голоса.
Взбешенная, Габби посмотрела на тумбочку, схватила ближайшее, что было под рукой, – медный прибор для подрезания фитиля, – и запустила им в мерзавца. За прибором последовала щетка для волос. Уикхэм отступил, прикрыл голову рукой и засмеялся.
Габби спрыгнула с кровати, вооружилась хрустальными настольными часами и бросилась в атаку. Но нужды в этом уже не было: враг отступил.
– Спокойной ночи, мой кровожадный клопик! – напоследок сказал он.
Когда заскрежетавшая зубами Габби ворвалась в гардеробную, готовая проломить наглецу голову, в замке повернулся ключ.
Подлый трус заперся в своей спальне.
Дрожа от гнева, Габби подперла ручку двери спинкой стула и вновь легла в постель.
Следующие две недели пролетели незаметно. Сезон был в разгаре, и от сестер требовалась лихорадочная активность. Приемы, танцы, обеды, завтраки, прогулки в парке, визиты…
Клер и Бет успели обзавестись подругами – симпатичными незамужними леди своего возраста. У Габби тоже появилось много знакомых, и все же она чувствовала себя белой вороной в любом обществе. Для кружка девушек она была слишком стара, а молодые матроны говорили только о своих мужьях и детях, и это казалось Габби нестерпимо скучным. Впрочем, она не жаловалась. У нее появился собственный поклонник – весьма почтенный вдовец с детьми, преданность которого казалась ей очень забавной.
Но самое главное заключалось в том, что Клер пользовалась огромным успехом. Каждый день их гостиная ломилась от кавалеров, отчаянно боровшихся за право сесть на диван рядом с красавицей; она получала столько букетов и корзин с цветами, что Габби не знала, куда их ставить.
Приготовления к балу, назначенному на пятнадцатое мая, шли полным ходом. Кроме того, были получены обещанные рекомендации для вступления в «Альмак», и они готовились к первому посещению клуба. В образовании Клер обнаружился чувствительный пробел:
хотя благодаря Туиндл и посещениям балов в Йорке девушка умела неплохо танцевать, но не успела освоить вальс. Туиндл переехала в Готорн-Холл вместе с матерью Клер еще до появления этого танца и не могла научить ему своих подопечных.
– Конечно, ты можешь не танцевать вальс, пока не получишь разрешения патронесс, – сказала тетя Августа, узнав об этом прискорбном упущении. – Но если одра из них, – например, леди Джерси или миссис Драммонд-Баррелл – представит тебе подходящего партнера, а ты не сможешь принять его приглашение, потому что не знаешь па, тебя назовут деревенщиной. Уверяю тебя, на свете нет ничего страшнее. Нужно немедленно пригласить учителя танцев.
Поэтому накануне долгожданного дебюта Клер в клубе для августейших особ Габби, Клер, Бет, Туиндл и мистер Гриффин, молодой учитель танцев с безупречной репутацией (после четырех уроков отчаянно увлекшийся своей воспитанницей), собрались в бальном зале, расположенном в задней части дома.
Туиндл села за пианино и начала играть бравурную мелодию, выбранную мистером Гриффином. Клер под неусыпным оком учителя танцевала с Бет, которая неохотно исполняла роль кавалера. Габби стояла у дверей, наблюдая за сестрами, кружившимися по комнате.
Правда, эти круги часто прерывались: либо Клер забывала, что должна подчиняться Бет, либо Бет наступала сестре на ноги. Мистер Гриффин следил за их перемещениями, тактично не обращая внимания на укоры, которыми сестры осыпали друг друга как пулями, и чередовал похвалы с критическими замечаниями.
Музыка была красивая, магическая, опьяняющая, и Габби безотчетно покачивалась ей в такт. Она поняла это только тогда, когда услышала над ухом голос Уикхэма:
– Что, Габриэлла, вам не хватило партнера?
Габби вздрогнула и обернулась. Уикхэм, бесшумно вошедший в открытую дверь, стоял у нее за спиной.
С тех пор как она выставила его из своей спальни, они виделись лишь мельком. Габби редко бывала дома; видимо, он тоже. Она приезжала только для того, чтобы немного поспать, и не знала, возвращался ли Уикхэм. Во всяком случае, никаких звуков из-за двери не доносилось. Габби ни за что в этом не призналась бы, но иногда она лежала в постели и чутко прислушивалась. Подставлять стул под ручку она давно перестала; было ясно, что он больше не собирается вторгаться в ее спальню. Конечно, спальня леди Уэйр куда заманчивее…
Уикхэм улыбался с таким видом, словно видел ее насквозь, и эта улыбка бесила Габби еще сильнее, чем мысли о его любовнице.
«Негодяй!» – подумала она и смерила Уикхэма презрительным взглядом.
Его черные волосы теперь были коротко подстрижены и зачесаны назад по самой последней моде. Уикхэм был чисто выбрит; решительный подбородок плохо сочетался с лукаво приподнятыми уголками рта. Широкие плечи обтягивал идеально сшитый бутылочно-зеленый сюртук. Рубашка была белоснежной, кремовые панталоны безукоризненными, в ботфорты с кисточками можно было глядеться как в зеркало. Хотя он не был графом, но выглядел куда более щеголевато, чем все ее аристократические знакомые, вместе взятые.
Увы, все это она заметила с первого взгляда. Габби вздернула подбородок, отвернулась и сделала вид, что не обращает на него внимания. Однако, к собственной досаде, поняла, что это невозможно.
– Если так, я был бы рад предложить вам свои услуги.
– Спасибо, – лаконично ответила Габби, смерила его ледяным взглядом и снова отвернулась. – Но я не танцую.
– Глупости, – ответил Уикхэм и привлек ее к себе.
Габби невольно шагнула вперед и прижалась к его груди. В ответ на ее сердитый взгляд Уикхэм улыбнулся.
– Я хромая! – сопротивляясь, прошипела она.
Злясь на то, что ей пришлось признаться в этом, и чувствуя себя униженной, Габби уперлась в его грудь обеими руками и оттолкнула. Но тщетно: Уикхэм держал ее мертвой хваткой.
– Я не дам вам упасть, – пообещал он.
Потом крепко обхватил ее стройную талию, сжал руку и начал двигаться в такт музыке, негромко считая шаги, чтобы облегчить ей задачу. Поскольку устраивать сцену на глазах у сестер и посторонних она не хотела, оставалось только подчиниться насилию. Габби высоко подняла голову; от гнева на ее скулах проступили красные пятна. Глаза молодой женщины полыхали, губы крепко сжались от усилия скрыть свой физический недостаток.
