В душе Габи вынуждена была признать, что англичанин нрав. Только он сам и лорд Лэнсинг знали все обстоятельства ее похищения и заточения в Данрадене. Слугам же она казалась счастливейшей из девушек. Похитив ее из Франции, их господин пожаловал ей свое имя и титул. Теперь они и представить себе не могли, что Габриель захочется убежать от своего счастья. А если его светлость поставил стражу, чтобы следить за женой, и не разрешал Габриель выходить за стены Данрадена, то это было сделано из самых благих побуждений. Ведь кто знает, на что могут пойти эти трусливые французы, чтобы заманить жену герцога в ловушку? К тому же она беспечно относилась к собственной безопасности, и эпизод в часовне послужил тому неопровержимым доказательством. Пока что слуги с пониманием относились к Габриель. Они, возможно, подозревали, что этот брак заключен не по любви, но поскольку их господин, с их точки зрения, поступил порядочно по отношению к девушке, они ожидали, что она ответит ему взаимностью. Именно в силу этих причин, уверяла себя Габриель, она согласилась исполнить желание англичанина.
Постепенно девушка наладила отношения со всеми обитателями Данрадена, кроме хозяина замка. Слуги относились к молодой хозяйке с почтительным дружелюбием, и лорд Лэнсинг и Бетси вились над ней, словно пара лебедой над единственным птенцом. Иногда Габриель приходилось заставлять себя вспомнить, что, несмотря ни на что, она была пленницей и по возвращении во Францию ее ждала совсем другая жизнь.
Когда прошло уже больше месяца, а о возвращении домой не заходило речи, Габи стала всерьез задумываться о возможности побега, хотя это предприятие казалось обреченным на провал. Даже если ей удастся выбраться за стены Данрадена, нужно еще решить, как пересечь Ла-Манш. Габриель могла придумать только один ответ: нужно спрятаться на каком-нибудь судне, плывущем во Францию. Она знала, что в этом районе есть контрабандисты. Лэнсинг как-то проговорился, что пещеры вдоль утеса были известным местом встречи. Возможно также, что французские контрабандисты добирались до Корнуолла через Ла-Манш. Габриель решила, что глупо будет не воспользоваться возможностью сбежать, если представится случай.
Скоро она обнаружила, что роль владелицы замка имеет свои преимущества. Девушка не только распрощалась со скукой, от которой изнывала в первые недели плена, но и под чутким руководством Бетси изучила каждую комнату, каждый погреб и подвал, каждый предмет мебели, каждую веревочку и листик бумаги – все, с чем ей приходилось сталкиваться в качестве хозяйки замка. Однако, к сожалению, распоряжаться в замке Габриель не могла. Оружейная была под запретом, и ключи от этой интересной комнаты хранились у англичанина. Но Габи не падала духом и старалась как можно полнее использовать то, что считала роковой ошибкой в стратегии англичанина. Она стала припрятывать все, что могло помочь ей бежать. Через несколько недель в тайнике под матрасами в спальне Габриель уже лежали тупой нож для разделки мяса и кое-какая мужская одежда. Когда Габриель, наконец, удалось заполучить длинный кусок пенькового каната, она решила, что пришла пора испытать первую часть своего плана. Побег пока не входил в ее намерения. На данном этапе достаточно было определить, сможет ли она перебраться через стены своей тюрьмы.
Габриель осторожно выбирала момент. За месяцы плена она обнаружила, что англичанин проводил в замке не каждую ночь. Лежа в постели, Габриель иногда слышала приглушенные голоса, когда в смежной комнате герцог отпускал своего камердинера. Немного позже англичанин выходил из комнаты и крался по коридору. Возвращался герцог на рассвете. Габриель даже не приходило в голову, что Кэм тайком уходил из замка на свидание к женщине. Девушка считала англичанина шпионом и полагала, что для шпионов вполне естественно ходить на тайные встречи под покровом ночи.
Габриель уже начала впадать в отчаяние, боясь, что англичанин забросил свои ночные прогулки, – так много времени прошло с тех пор, как он последний раз не ночевал и Данрадене. Но ее терпение было наконец вознаграждено.
Однажды они, впервые за долгое время, поговорили, и Габриель не могла заснуть, вспоминая об этой напряженной беседе. Все началось с того, что девушку позвали в библиотеку и велели переписать уже составленное англичанином письмо ее дедушке. В этом не было ничего нового. Через определенные промежутки времени письма Габи доставляли Маскарону в доказательство того, что его внучка жива, здорова и по-прежнему во власти похитителей. Но на этот раз девушка заупрямилась.
– Прошло уже более двух месяцев с тех пор, как ты привел меня сюда, – сказала Габриель, написав дату вверху страницы.
– И что из этого? – спросил Кэм, опершись бедром о стол и скрестив на груди руки.
Габриель мельком взглянула на герцога и быстро отвели взгляд. Она никогда не отрицала, что англичанин хорош собой. Было почти неизбежно, что, будучи блондинкой, Габи предпочтет темноволосого герцога светлому лорду Лэнсингу. У герцога Дайсона была фигура спортсмена или воина – стройная и мускулистая. Габриель сумела оценить это, а также те испытания на выносливость, которые, как она знала, необходимо пройти, чтобы обладать такой силой. Она отдавала должное англичанину – он был превосходным представителем мужской половины человечества.
Но Габриель раздражали его насмешливо изогнутые чувственные губы, язвительно мерцавшие огоньки в глубине его умных голубых глаз и больше всего снисходительный тон, которым он разговаривал с ней, когда никто не мог видеть, как с ней обращаются.
– Долго я еще пробуду в Данрадене? – спросила девушка.
Герцог длинным пальцем поднял ее подбородок.
– Что? Тебе уже скучно со мной, Ангел? Ведь мы женаты всего два месяца!
Габриель отмахнулась от англичанина.
– Я у тебя в заточении, – без обиняков напомнила она.
– В заточении? – Герцог изобразил удивление. – Ты моя герцогиня. Ты распоряжаешься замком. Ты ни в чем не нуждаешься, – его голос изменился, стал глуше и грубее. – Знаешь ли ты, сколько женщин отдали бы все на свете, чтобы оказаться на твоем месте?
– Герцогиня! – Габриель с такой злостью произнесла это слово, будто оно было самым мерзким ругательством, какое только могло прийти ей в голову. – Мне совсем не интересно быть твоей герцогиней.
Кэм заскрежетал зубами.
– Это правда. И вот почему: тебе не под силу эта задача.
Щеки девушки залила краска гнева.
– Я ничем не хуже тебя, – заявила она.
Губы герцога искривились в язвительной усмешке.
– Если пределом твоих мечтаний является ни в чем не уступать ни одному из мужчин, тогда, конечно, можно согласиться, что тебе почти нет равных. Но как женщина ты во всех отношениях оставляешь желать лучшего.
