– Марта, – вмешался ее муж, – этот мальчик—барышня.
– Quel horreur![101] – благодушно отозвалась мадам. – Да, надо раздеть его, le pauvre! —Она обернулась и изгнала из комнаты любопытную служанку вместе с Леони, захлопнув за ними дверь.
Леони спустилась по лестнице и вышла во двор. Эктор уже скакал в Гавр, и вокруг него не было ни души. Леони опустилась на скамейку под кухонным окном и заплакала.
– А, ба! – безжалостно ругала она себя. – Bкte! Imbйcile! Lвche![102]
Но слезы продолжали струиться. И когда мадам выплыла во двор, ее взгляд упал на поникшую фигурку и мокрое лицо.
Мадам уже выслушала всю странную историю' из уст мужа и теперь в праведном негодовании уперла руки в боки и принялась отчитывать Леони:
– Это постыдно, мадемуазель! И я хочу, чтобы вы запомнили! Мы… – Она умолкла и подошла поближе. – Ну-ну, та petite! He надо плакать! Tais-toi, mon chou![103] Все будет хорошо, поверь мадам Марте!
Леони утонула в пышных объятиях, и вскоре хриплый голосок произнес:
– Я вовсе не плачу!
Мадам заколыхалась от сдобного смеха.
– Не плачу! – Леони высвободилась и села прямо. – Но только я очень несчастна и хотела бы, чтобы монсеньор был сейчас тут, потому что этот человек, конечно, найдет нас, а Руперт почти покойник!
– Так, значит, правда есть какой-то герцог? – осведомилась мадам.
– Да, правда, – ответила Леони с негодованием. – Я никогда не лгу!
– Английский герцог, alors![104] Но они такие необузданные, эти англичане! Но ты, ты же француженка, деточка?
– Да, – ответила Леони. – Только я очень устала и не могу больше разговаривать.
– Это я идиотка! – вскричала мадам. – Ты сейчас же ляжешь в постель, топ аngе[105], а я принесу тебе горячего бульона с куриным крылышком. То, что надо, э?
– Да, пожалуйста, – ответила Леони. – Но как же милорд Руперт? Я боюсь, что он умрет.
– Глупышка! – попеняла ей мадам. – Говорю тебе, с ним все будет хорошо. Пустяки. Потерял немного крови, ослабел – вот и все. Скорее ты вот-вот умрешь от усталости. Ну-ка, идем со мной.
И Леони, измученная ужасом и напряжением последних двух дней, была уложена в чистую мягкую постель, накормлена, утешена и скоро погрузилась в сон.
Разбудили ее лучи утреннего солнца, лившиеся в окошко, и шум, доносившийся с улицы внизу. В дверях стояла мадам и улыбалась ей.
Она села на кровати, протирая глаза.
– Как так? – сказала она. – Уже утро! Я так долго спала?
– Уже девять часов, маленькая лентяйка! Теперь тебе получше?
– О, мне очень хорошо, – сказала Леони и отбросила одеяло. – Но Руперт… лекарь?..
– Doucement, doucement[106], разве я не говорила, что это пустяк? Лекарь приехал, когда ты уже спала, деточка, и через минутку пуля была вынута, и, по милости Божьей, все обошлось. Милорд сидит, опираясь на подушки, и требует завтрак и тебя. – Мадам засмеялась. – А когда я приношу ему крепкий бульон, он срывает с головы парик и требует сырого мяса, как они едят в Англии. Dйpкches-toi, mon enfant[107].
Двадцать минут спустя Леони впорхнула в комнату Руперта и увидела, что раненый герой сидит, обложенный подушками, довольно бледный, но в остальном такой же, как всегда.
– А, сорвиголова! Где мы, гром и молния? Леони покачала головой.
– Этого я не знаю, – ответила она. – Но они тут очень добрые, n'est-ce pas?
– Чертовски добрые, – согласился Руперт, но тут же нахмурился. – Эта толстуха не дает мне есть, а я дьявольски проголодался. Я готов быка съесть, а она пичкает меня вот этим!
– Съешь! – приказала Леони. – Он очень полезный, а бык совсем не полезный. Ах, Руперт, я боялась, ты умрешь!
– Черта с два! – бодро ответил Руперт. – Но я слаб как мышь, черт побери. Провалиться мне, если я хоть что-нибудь понимаю! Что с тобой произошло? И для чего, во имя того-сего, Сен-Виру понадобилось тебя похищать?
– Не знаю. Он напоил меня скверным снадобьем, и я спала и спала. Он свиное отродье. Я его ненавижу. И рада, что укусила его, а потом облила кофе.
– Да неужели, черт побери! Разрази меня, если я встречал другую такую девчонку! За это я пущу Сен-Виру кровь, вот увидишь! – Он торжественно кивнул и занялся бульоном. – А я гоняюсь за тобой, только Богу известно куда, без единого су в кармане, без шпаги и со шляпой трактирщика на голове! А что они думают дома, известно только Богу, и уж никак не мне!
Леони свернулась калачиком на кровати и выслушала просьбу: не опираться на ступни милорда. Переменив позу, она поведала о своих приключениях, а потом потребовала описания того, что произошло с Рупертом.
– Да я и сам толком не пойму! – сказал Руперт. – Я бежал за тобой до деревни и узнал там, куда поехала карета. А потом раздобыл лошадь и поскакал в Портсмут. Но мне черт знает как не повезло! Шхуна с тобой уже час как отчалила, а со следующим приливом оттуда отплывала только какая-то грязная посудина. Ну-ну! А что же я сделал тогда? Клянусь душой: не помню! А впрочем, вот что: пошел и продал лошадь. Дали за нее какие-то жалкие двадцать гиней, но хуже…
– Ты продал одну из лошадей монсеньора? – вознегодовала Леони.
– Да нет, это был одер, которого я забрал из кузницы. Его хозяином был… как бишь его?.. какой-то Мэнверс.
– А-а! – сказала Леони, успокаиваясь. – А дальше что? Ты замечательно все сделал, Руперт!
– Не так уж плохо, пожалуй, – скромно сказал Руперт. – Ну, я заплатил шкиперу этой лохани, и мы причалили в Гавре в час дня или около того.
– А мы уехали из Гавра только в два! Он думал, что ты за нами не помчишься, и сказал, что ему теперь опасаться нечего.
– Нечего, э? Я ему покажу! – Руперт потряс кулаком. – Так о чем я?
– О Гавре, – подсказала Леони.
– А, да. Ну, когда я за все расплатился, от моих гиней ничего не осталось, а потому я пошел и продал свою брильянтовую булавку!
– О! А она была такая красивая!
– Не важно. Но ты не поверишь, какого труда мне стоило сбыть эту проклятую штуку! Клянусь душой, по-моему, им втемяшилось, будто я ее украл!
– Но ты ее все-таки продал?
– Да. Меньше чем за полцены, чтоб им пусто было! Потом побежал в гостиницу перекусить и навести справки о тебе. Гром и молния, ну и голоден же я был!
– И я тоже! – вздохнула Леони. – А это свиное отродье все ел и ел!
– Ты меня сбила, – попрекнул ее Руперт. – Так о чем я? Ах да! Ну, хозяин сказал мне, что Сен-Вир в два часа уехал в карете в Руан. Мне оставалось только снова найти лошадь и скакать за тобой. Вот и все, хотя погоня эта была дьявольски хороша! Но где мы и что будем делать, я понятия не имею!
– А граф сюда доберется, как ты думаешь? – с тревогой спросила Леони.
