— Сначала я так не думала. Но ваш рассказ, который вы только начали писать, поразил меня. Когда вы с нетерпением снова взялись за него, я подумала, что… — Голос Вайолет задрожал и прервался. Гвинет закрыла свой дневник. — Невозможно было оторваться, — извиняющимся тоном проговорила Вайолет. — Та вещь, которая там у вас в дневнике, гораздо интереснее всех когда-либо слышанных мной историй. Я не знаю никого, кто мог бы написать лучше вас. И я никогда не слышала, чтобы женщина занималась этим.
Гвинет смутилась и покраснела от неожиданного комплимента. Она положила дневник рядом с собой на землю.
— Эта вещь.., все мои повести.., в них описана не только моя страсть, но и корень всех моих бед.
— А вы много написали произведений, мисс?
Гвинет едва заметно кивнула:
— Почти целый сундук.
— Боже мой! — потрясение воскликнула Вайолет.
Изумление и потрясение — вот что выражало ее лицо, и она чуть-чуть подвинулась к Гвинет.
— Что вы собираетесь делать со всем этим?
Гвинет никогда ни с кем не делилась своей тайной, но теперь испытывала искушение рассказать об этом Вайолет. Она решилась на это только потому, что девушка так непосредственно выказывала свой восторг. Что в этом плохого, если она немного поведает о себе?
— Если я поделюсь с вами своей тайной, вы обещаете держать язык за зубами? Обещаете не говорить об этом никому?
Вайолет поклялась молчать.
— Я продаю их издателю. Я уже продала восемь своих повестей.
— За деньги? — прошептала Вайолет прямо-таки с благоговейным трепетом.
Гвинет кивнула.
— Неужели их печатают?
— Конечно.
— Боже мой! — воскликнула Вайолет. — Вы, наверно, очень гордитесь этим.
— Да, для меня это огромное удовольствие — видеть их напечатанными, — призналась Гвинет. — Однако в высшем обществе эти рассказы принято считать неприличными и скандальными. Но самое скандальное во всем этом то, что их пишу я, женщина, ради того, чтобы их напечатали и прочитали.
— А стоит ли вам беспокоиться из-за того, что думают другие?
Стоило Гвинет тревожиться или нет? Ответ был неоднозначным. Как-никак ее приучили соблюдать приличия, и это вошло в ее плоть и кровь. Кроме того, это касалось и ее наследства. В конце концов, Гвинет нерешительно пожала плечами:
— Это непросто объяснить.
Однажды она попробовала подготовить Дэвида, в двух словах поделившись с ним своим литературным увлечением, а он отнесся к этому чуть ли не как к несчастью. Она с ужасом представляла, что бы он подумал, если бы она рассказала ему столько же, сколько и Вайолет.
— Можно задать вам еще один вопрос, мисс?
— Должна признаться, что вы первая, кому я так доверилась, поэтому спрашивайте что хотите.
— Не прозвучит ли это нескромно, если я спрошу, хватает ли вам денег, которые вы зарабатываете, на жизнь?
— Сейчас денег у меня не очень много, чтобы следовать по выбранному мной пути или вести привычный образ жизни. Однако этих денег, конечно, вполне достаточно, чтобы жить скромно и достойно.
— Тогда вам должно быть безразлично мнение общества.
— Думаю, вы правы. Однако дело ведь не только в этом. Хотя деньги все очень усложняют. Сейчас я попала в очень трудное положение. Выбраться из него вроде бы просто, но это только кажется. Но все так запуталось, — расстроенно вздохнула Гвинет. — Разве можно выбраться из беды, когда я даже не знаю, откуда ее ждать?
Повисло тяжелое молчание. Несколько минут Гвинет смотрела на небо, на тысячи мерцавших в вышине звезд. Вайолет заговорила первой:
— Боюсь, я не гожусь для того, чтобы читать наставления. К сожалению, в жизни мне удалось только опозорить мою семью и разрушить уготовленное мне будущее.
— Это как раз одна из повестей, которой я дала название «Крушение», — улыбнулась Гвинет. — Я пишу потому, что мне это нравится. Добиться того, чтобы мои повести напечатали, казалось мне вполне невинным занятием и уж точно абсолютно безвредным. Поначалу все начиналось как азартная игра, в которую я играла сама с собой и выигрывала. Я даже не догадывалась, что могут возникнуть какие-то трудности, если кто-то об этом проведает, вплоть до того, что меня лишат наследства. Я вообще не думала об этом.
— Вот что происходит, когда мы прислушиваемся к голосу сердца, а не разума, — задумчиво произнесла Вайолет. — Может быть, именно поэтому я вела не праведную жизнь.
— Мы с вами любопытная пара, — улыбнулась Гвинет. — Вы не находите, что сами звезды в небесах позаботились о том, чтобы сегодня наши пути пересеклись?
— Вы верите в предопределение?
— У меня неуемное воображение. Чтобы утолить его, мне все время приходится смотреть в оба. Ведь нам не всегда известны причины того, что происходит вокруг нас. Нам также следует более настороженно смотреть на вещи, окружающие нас.
По лицу Вайолет проскользнуло удивление.
— Вы, наверное, хорошо бы прижились там, где я раньше жила и работала.
Гвинет удержалась и не спросила где. Она хотела, чтобы Вайолет сама решила, открыть ей свою тайну или лучше промолчать.
— Судя по тому, что вы мне рассказали, мы происходим из разных кругов и даже миров, — добавила Вайолет. — Да, я не говорила вам, кто я такая. Хотя я жила в почтенной семье, сама я всего лишь горничная, камеристка хозяйки. Меня взяли в дом еще девочкой.
— Я осталась круглой сиротой, когда мне исполнилось девять лет, — в свою очередь, призналась Гвинет. — И тогда меня отправили к дяде, в его семью. Если бы они не приняли меня, проявив доброту и радушие, я бы оказалось брошенной на произвол судьбы. Итак, Вайолет, видите, между нами нет особой разницы.
— Нет есть, и вы знаете об этом. Но вы очень добры, раз говорите такие слова, — серьезно произнесла Вайолет. — Как бы там ни было, но вы происходите из знатной семьи, тогда как я простая бедная девушка, которую в будущем не ждет ничего хорошего.
— В таком случае вас, возможно, утешит тот факт, что мне удалось написать несколько историй о том, как меня запирали на чердаке и кормили один раз в день, как меня изводила прислуга, заставляя работать по дому, в то время как моя противная старшая кузина наслаждалась обществом прекрасного принца.
Улыбка, озарившая лицо Вайолет, заставила ее замолчать. Впрочем, Гвинет, не удержавшись, тоже улыбнулась.
— Мне больше не нужны слуги, — проговорила она, снова став серьезной. — Мне бы просто хотелось иметь друга.
* * *
Лайон знал о Гвинет Дуглас намного больше, чем рассказал брат. Но, видя возбужденное состояние Дэвида, решил не спешить с расспросами.
Конечно, Лайона волновала судьба Гвинет. Пожалуй, только она была ему ближе всех в семье Дуглас, и его привязанность к ней не ослабела даже после смерти Эммы. Но с тех пор как Лайон и Миллисент вернулись в Баронсфорд, у юной наследницы Гринбрей-Холла стало на одного сочувствующего меньше. На взгляд Лайона, Гвинет, несмотря на то что была гораздо моложе своей кузины, проявляла несвойственную ее возрасту рассудительность. По сравнению с Эммой она вела себя намного разумнее. И это было только одно из многих различий между ними.
