Уэйд сощурился и слегка сжал губы.
— А ты что думаешь? Джефф посмотрел на него.
— Не знаю, — честно признался он, пожав худенькими плечиками, — Тебе они, кажется, нравятся?
Мэри Джо было ясно: все, что нравилось Уэйду, обретало для Джеффа значение, хотя ее сын знал о техасских войнах с индейцами.
— Да, — просто ответил Уэйд.
— Почему?
Любимый вопрос Джеффа заставил Уэйда немного расслабиться. Уэйд взглянул на Мэри Джо, словно ожидал, что она возразит. Он прекрасно знал, что она думает по этому поводу. Но Мэри Джо хранила молчание.
— Мой сын, — медленно произнес он, — не так уж сильно отличался от тебя. Он тоже всегда спрашивал «почему?». Ему нравилось ловить рыбу, играть, он хотел знать, как происходят разные вещи, почему небо голубое, а трава зеленая.
Пока он говорил, его глаз коснулась печаль. Глубокая, болезненная печаль никогда его не покидала, но теперь она вышла наружу, чего не случалось с той ночи, когда он метался в бреду. Мэри Джо подозревала, что в тот раз он впервые позволил себе по-настоящему ощутить потерю. Наверное, он потому и отказывался говорить об этом, признать свое горе, что потеря оставалась для него гноящейся раной, которая никогда не заживет. И Мэри Джо поняла, что теперь эта рана кровоточит.
— Он был наполовину ютом, — тихо продолжал Уэйд так, словно в комнате он один. — Его мать была самым кротким человеком, какой только может быть, а его дядя, Манчес, души в нем не чаял. — Он снова запнулся, потом взглянул прямо в глаза Мэри Джо, словно бросая ей вызов, и добавил: — Манчес — мой брат.
Джефф вытаращил глаза:
— Твой настоящий брат?
— Мой кровный брат, а кроме того, шурин, — произнес Уэйд изменившимся голосом в ответ на внезапное оживление Джеффа, вновь подавляя свое горе. — Он скачет на коне, как ветер. Ездит без седла и на полном скаку может наклониться и поднять с земли какой-нибудь предмет.
— Вот бы посмотреть, — сказал Джефф.
По спине Мэри Джо пробежала дрожь. Сама не понимая почему, она почувствовала страх. Ее заколотил озноб. Мэри Джо поднялась из-за стола.
— Тебе пора спать, Джефф, день был трудный.
— Но…
Уэйд тоже поднялся. Во время разговора он несколько оттаял, но теперь снова замкнулся. Его серые глаза вновь смотрели холодно, не допуская никакого постороннего вмешательства, и сердце Мэри Джо внезапно защемило от чувства потери. Но она не хотела, чтобы Джеффа увлекли рассказы об индейцах. Это было как с той рекой. Джефф был бесстрашным и чересчур любопытным, его влекла любая опасность.
— Я пойду, — сказал Уэйд. — Уже поздно, а завтра предстоит важное дело.
Но Джеффа не так-то легко было успокоить.
— Ты возьмешь меня с собой? Я хочу увидеть Манчеса, — сказал он.
Мэри Джо замерла в ожидании ответа. Она не хотела первой говорить «нет».
— Ты нужен здесь, — сурово произнес Уэйд. — С молодняком много работы.
— Но…
Мэри Джо захотелось встряхнуть сына как следует. После слова «почему» его вторым любимым словом было «но».
— Ты ведь хотел, кажется, держать веревку? — подколол его Уэйд.
На этот аргумент Джеффу было нечего возразить. Он мрачно кивнул, явно сомневаясь, что его помощь настолько необходима.
Уэйд улыбнулся мальчику, что случалось очень редко.
— Да, стать взрослым нелегко, — сказал он.
После такого мужского откровения от хмурости Джеффа не осталось и следа. Он неохотно пожелал всем спокойной ночи и под пристальным взглядом Мэри Джо наконец ушел в свою комнату, сопровождаемый Джейком.
Мэри Джо проводила Уэйда до дверей.
— Спасибо, — сказала она.
Он спокойно посмотрел ей в глаза.
— Это твой сын, — бесстрастно произнес он, глаза его снова заволокло пеленой.
Он как будто жалел о сегодняшнем дне, жалел о тех нескольких фразах, произнесенных за столом. Он снова отстранялся, и она почувствовала, как в сердце у нее открывается глубокая рана. Она хотела, чтобы он дотронулся до нее, сказал что-то, все равно что.
Но он просто поднес руку ко лбу, как бы прощаясь неизвестно с кем, повернулся и ушел. Она прикусила губу и поклялась себе, что не расплачется. Впрочем, она могла бы и не клясться. Боль оказалась слишком глубокой, чтобы плакать, а потеря гораздо больше, чем она ожидала.
Мэри Джо опасливо наблюдала за тем, как шло клеймение животных. Джеффу доверили поддерживать огонь, а Такер и Эд отлавливали и валили на землю телят. Сразу выяснилось, что для этого нужны два человека, и тогда Уэйду поручили прикладывать клеймо — работу, которую он смог выполнять левой рукой, хотя действовал и не очень ловко.
Мэри Джо получила еще одну возможность полюбоваться, как Уэйд умело управляет лошадью. Кинг Артур не был обучен отсекать скот, но Уэйд с помощью коленей и одной руки умело правил им в загоне, врезаясь в стадо. Нужно было отобрать приплод коров, доставшихся от Каллауэйев, а также молодняк, пригнанный от Эбботов. Телята получат первое клеймо, а скот Эбботов — второе, новое тавро «Круг Д».
Солнце вовсю припекало, воздух был неподвижен, запах и треск горящей шкуры вызывали тошноту, рев скота раздирал душу. Но трое мужчин и мальчик работали в слаженном единстве. Рубашки прилипли к их телам. Они почти совсем не говорили, объяснялись по большей части жестом или взглядом.
Мэри Джо глаз не сводила с Уэйда. Влажная одежда подчеркивала каждый мускул на его теле. Он попросил Джеффа закатать ему левый рукав, открыв загорелую руку до кожаной перчатки, которую он надел для такой работы. Он то и дело поднимал эту руку и вытирал лоб, отбрасывая непокорный завиток светлых волос.
При воспоминании о вчерашнем вечере сердце ее застучало, по телу прошла трепетная дрожь, когда она смотрела на него.
Даже с одной рукой на перевязи он все равно работал удивительно проворно и толково. Он был одним из тех редких людей, которым удается все, за что бы они ни взялись. Несмотря на его собственное убеждение в обратном — вызванное, как ей казалось, неподвластными обстоятельствами, — он обладал природной уверенностью и способностями, которым нельзя научиться. Было очевидно, что с каждым днем он завоевывает все больший авторитет у обоих новых работников. Стоило ему предложить что-нибудь, как они тотчас бросались выполнять.
И Джефф тоже. Каждый раз, как он смотрел на Уэйда, его глаза буквально светились обожанием. Так было и вчера вечером, когда он спросил Уэйда о горах за дальним выгоном.
Неужели она теряет сына?
Она понимала, что Уэйда ей не потерять, раз он никогда ей не принадлежал, у нее осталось ощущение чего-то чудесного, не больше. Она пыталась убедить себя, что ей ничего не нужно, что с нее довольно и этого ощущения. Она пыталась убедить себя, что ей в жизни не нужен еще один мужчина, которого она скорее всего потеряет, как потеряла остальных. Она пыталась убедить себя во всем этом, но безуспешно. Он был ей нужен. Навсегда. Ей надоели минуты. Крохи.
