Однако суровый взгляд синих глаз пастора и его строгий, холодный тон смутили ее, теперь Эми уже не могла избавиться от назойливых мыслей. Его прощальные слова всколыхнули в ней смутное чувство беспокойства, порвав воздушную пелену надежд. Так рвется тонкий шлейф, зацепившись за гвоздь.
«Пастор хороший человек. Пожалуйста, подумайте о том, что заставляет вас в это верить».
Быть может, графиня и не заслуживала доверия, но сказала правду. Преподобный Силвейн был человеком достойным. Конечно, он не потерял бы голову из-за Эми, ведь она не могла похвастаться ни сверкающими зелеными глазами, ни неотразимым очарованием. Однако Эми всегда знала его как человека доброго и правдивого.
«Мне не верится, что до зимнего бала осталось лишь два дня», — сказала она Хейнсворту. Тот и не подозревал, как стремительно вращаются колесики и шестеренки в ее голове. Обычная девушка, ослепленная любовью, давно растеряла бы все мысли.
— Слишком долго ждать. С радостью предвкушаю, как буду танцевать с вами снова, Эми.
Лорд Хейнсворт всегда так ловко находил нужные слова. Неудивительно, ведь он столько лет вращался в лондонском свете. И отвергал распутных женщин. Ведь он берег себя для нее.
Откуда вдруг взялся этот сарказм? Возможно, ей следовало просто запретить себе думать?
— Скажите, Уолтер… — Называя Хейнсворта по имени, Эми испытывала непривычное чувство, будто переступала порог взрослого мира. Уолтер, Уолтер, Уолтер. Чем больше она думала о нем, тем более странным и незнакомым казался сам звук его имени. Ей вдруг пришло в голову, что она почти ничего не знает о лорде Хейнсворте. Мысленно Эми наделяла его множеством достоинств, которые ничего не говорили о его характере, о его личности. Этот красивый, богатый, внимательный, галантный мужчина принадлежал ей. Эми необычайно гордилась им. Она отчаянно надеялась на счастье. В ней снова вспыхнул гнев на графиню, которая заставила ее сомневаться. — Вы знакомы с джентльменом по имени мистер Бартоломью Толливер? — неожиданно спросила Эми.
Рука Уолтера, на которую она опиралась, вдруг окаменела.
«Пожалуйста, пожалуйста, скажите «нет», — взмолилась про себя Эми. И снова перед глазами все закачалось и начало расплываться.
Замешательство Хейнсворта длилось недолго, и все же… Эми показалось, что за его молчанием скрывается нерешительность. Он как будто обдумывал, что же сказать в ответ… на простой вопрос.
— Так зовут поверенного, с которым я знаком. Почему вы спрашиваете?
— Один мой приятель упомянул его имя, добавив, что вы, возможно, его знаете, поскольку оба ведете дела в Лондоне.
— Приятный человек, — отозвался Хейнсворт и обворожительно улыбнулся.
От его улыбки мысли Эми путались и рассыпались, словно она смотрела на солнце. Пожалуй, только в этом виконт и походил на преподобного Силвейна. Однако он хорошо сознавал магическую силу своей улыбки и не случайно улыбнулся именно сейчас.
— Ваш отец дома, Эми? — В его бархатном голосе слышалось нетерпение страстного обожателя, которому хочется как можно скорее заявить свои права на любимую женщину.
Однако Хейнсворт никогда не пытался поцеловать ее. Виконт держался с подчеркнутой почтительностью, не отступая ни на йоту от правил благопристойности.
Эми вспомнилась сцена, подсмотренная недавно из окна кареты, мимолетная, словно сон: две застывшие фигуры — пастора и графини, два лица с одинаковым выражением глубокого чувства, то ли мучительной боли, то ли бесконечного счастья. Это видение заставило ее ошеломленно замереть, глядя в окно. Она знала, что сцена ей не пригрезилось.
«Осмотрительность не бывает излишней. Порядочному человеку нечего скрывать», — сказала леди Уэррен.
И хотя в эту минуту Эми ненавидела графиню еще сильнее, чем прежде, она невольно пожалела, что той нет рядом.
— Отца сейчас нет, он у одного из наших соседей, — проговорила мисс Питни.
— Как жаль, — с искренним огорчением отозвался Хейнсворт.
От этих слов, произнесенных тихим проникновенным голосом, сердце Эми взволнованно забилось, в душе вспыхнула надежда. Потом она представила отца, сидевшего у себя в кабинете, и решила, что поднимется к нему и расскажет о мистере Бартоломью Толливере, как только проводит виконта.
Последним увеселением зимних празднеств стал бал в доме Редмондов, которые, по примеру Эверси, проявили великодушие, любезно предоставив для нужд благотворительности свой бальный зал. Похоже, они не ставили в вину Адаму его родственные связи с недружественным семейством.
Синие, зеленые и белые ленты — цвета неба, моря и облаков Суссекса — украшали потолок над головами танцующих. По всему залу были живописно расставлены огромные вазы с цветами самых разнообразных оттенков из оранжереи леди Фенимор, образуя уютные уголки, где могли найти уединение влюбленные пары, чтобы нежно поворковать, или одинокие девушки, чтобы скрыть свои страдания.
Или отвергнутые обществом графини, чтобы спрятаться от сплетен и пересудов.
— Вы не сделали ничего дурного, — горячо защищала Хенни хозяйку, когда дамы перестали наносить Еве визиты, а затем объявили, что комитет больше не нуждается в ее помощи, поскольку все вопросы уже решены.
Разумеется, прямо ей никто ничего не высказал, если не считать гневной вспышки Эми Питни. Ева могла бы счесть случайностью, что всю неделю дамы были слишком заняты, чтобы ее навестить. Возможно, им действительно не требовалась помощь в украшении зала. Может быть даже, из какого-то каприза им всем одновременно вздумалось вдруг не приходить в церковь на следующий день после того, как Эми Питни обвиняющим жестом указала на крест у Евы на шее.
Возможно. «Однако, — перефразируя мисс Питни, сказала бы Ева, — пусть я скандально знаменита, но не глупа». Трусливой она тоже не была.
Надев шелковое платье цвета граната, леди Уэррен отправилась на бал.
Ева хотела увидеть Адама. В последний раз она видела пастора на воскресной службе, когда его голос отдавался эхом в почти пустой церкви. Ей хотелось заглянуть ему в глаза, чтобы узнать, что все это значит для него.
Потаенные уголки служили убежищем и для несчастных, чьи сердца разбиты, а мечты рассыпались в прах. Для наивных романтиков, с чьих глаз спала пелена.
Мисс Эми Питни, прямая, как натянутая струна, замерла в неподвижности, укрывшись за высокой вазой с цветами. Лицо ее пылало от гнева.
Лорд Хейнсворт стоял перед ней.
— По крайней мере, теперь вы знаете обо мне худшее, — тихо произнес он. — Я не горжусь собой, поэтому не решался рассказать вам о Толливере.
— Мистер Толливер сказал моему отцу, что вы почти разорили его. — Эми чувствовала себя обманутой, одураченной. — Вы задолжали ему тысячи фунтов, проиграв в карты все свое состояние.
— Я собираюсь расплатиться с ним.
Как ни странно, теперь, когда обнажилась истинная суть Хейнсворта, охотника за приданым, романтический герой ее грез стал казаться Эми более реальным и живым.
— Как? Моими деньгами? — резко бросила она.
— Эми… — Красивое лицо Хейнсворта исказилось, в мягком голосе послышалась мольба. — Уверен, в вашей душе еще не угасла искра чувства ко мне. Разве мы ничего не значим друг для друга? Пожалуйста… не разбивайте мне сердце.
Эми смерила Хейнсворта внимательным взглядом. Казалось, он действительно переживает крушение надежд. Губы его побелели, на лбу выступили капельки пота.
Приняв ее молчание за добрый знак, он осмелился потянуться к ней и нежно провести пальцем по обнаженной руке. Эми вздрогнула.
— Клянусь вам, все это в прошлом, — горячо зашептал виконт. — Я стремлюсь лишь к спокойной жизни. Согласитесь, признаться в своих долгах — не лучший способ завоевать любовь женщины, которую вы боготворите. Я никогда прежде не встречал девушки, столь сведущей в ботанике.
Эми едва удержалась от улыбки. Виконт почти убедил ее. Как бы ей хотелось, чтобы ее безжалостный, холодный ум принял его объяснения. В противном случае мисс Питни пришлось бы признать неприятную, немыслимую истину: графиня оказалась права, Эми обошлась с ней несправедливо. Вдобавок этот мужчина, возможно, был ее последней надеждой на замужество.
