– Не знаю. Мы бы не отказались от ванны, – произнес, отплевываясь и вытирая грязь с лица, Бо и не глядя, он шагнул назад и одной грязной рукой обнял Анна за плечи. – Вы сказали, застрелите нас? – вдруг спросил он, словно до него только что дошел смысл происходящего. – Забавно. Не припомню врагов. Леди не трогайте. Никому плохого не сделала. Ангел, вот она кто. Настоящий ангел.
– Не сейчас, парень, – «успокоил» негодяй Бо. – Но скоро. Отойди-ка от нее, а не то я сначала прикончу тебя. Ты ж не хочешь, чтобы твоя девчонка осталась со мной наедине?
– Ублюдок! – заорал Бо, перестав притворяться пьяным. Ярость его была столь всепоглощающей, что он не мог придумать никакого пути к спасению, разве что снова броситься на мерзавца. И он, как разъяренный бык, кинулся прямо на линию огня, отчаянно молясь о чуде.
Два выстрела прозвучали одновременно, слившись в один, и два синеватых облачка дыма окутали три фигуры, неподвижно лежавшие на земле.
Когда дым рассеялся, первым очнулся Бо. В ушах у него звенело – слишком близко прогремел этот двойной выстрел. Он потряс головой, и резкий приступ боли убедил его, что он все еще жив. В плече ощущалась тупая боль. Бо сунул руку под сюртук и почувствовал на пальцах что-то липкое и мокрое. Очевидно, в него попали. Это его удивило – Бо всегда предполагал, что раны болят сильнее. Какое-то время он тупо смотрел на свою ладонь, и в его гудевшие мозги постепенно заползала тревога. И тут послышалось грубое ругательство.
– Боже всемогущий! – взревел разбойник, называвший себя Бобом. – Эта паршивка чуть не отстрелила мне ногу! – Посыпался град ругательств, грязных богохульств и воровских непонятных слов. Боб, вцепившись в стремя своей лошади, встал и с трудом забрался в седло. Потрясенный Бо смотрел, как тот лягнул здоровой ногой свою истощенную клячу и потрусил в ту же сторону, куда недавно скрылся его дружок Клем.
Еще минута ушла на то, чтобы Бо мысленно поздравил себя со счастливым избавлением от неудачливого наемного убийцы, но постепенно в его мозгу забрезжила мысль, не имевшая ничего общего с этой. Бо пронзил страх, и он обернулся к карете.
Анна! Где Анна? Он пополз к карете на четвереньках и увидел, как в бледном лунном свете мерцает ее белое платье. Бо торопливо проверил, нет ли на изящном теле ран, ничего не нашел и сделал вывод, что девушка просто упала в обморок. Рядом с ней валялся пистолет, из ствола которого все еще вился дымок. Бо в изумлении уставился на оружие.
Анна вскоре очнулась и бросилась в объятия Бо. Жених крепко обнял ее одной рукой и попросил чуть умерить восторги и не выдавливать остатки его крови из раны в плече.
– Г-г-где грабитель? – робко спросила Анна, оторвав оборку от нижней юбки и бинтуя рану возлюбленного с осторожностью и аккуратностью, которые наверняка потрясли бы вечно презирающую ее мать. – Когда я увидела, что ты так храбро бросился прямо на его пистолет, я пришла в такой ужас, что зажмурилась и выстрелила. Но я не убила его, правда, Бо? Пожалуйста, скажи, что я его не убила!
– Только ранила. Очень жаль, – ответил Бо с полным отсутствием чувствительности, столь характерным для мужчин. – Ранила в ногу. Не так плохо для женщины, полагаю, – добавил он в порядке утешения.
Анна пришла в замешательство:
– Ранила в ногу? Как это возможно? Я точно помню, что целилась в сердце. Впрочем, неважно. Я рада, что не убила его, а то бы сделалась, – тут она передернулась, – убийцей!
– Ни за что, милая. Героиней. Да, настоящей героиней, – ответил Бо и запечатлел звучный поцелуй на дрожавших полуоткрытых губках. Впрочем, интерлюдия оказалась короткой – они не могли больше игнорировать грохот и приглушенные ругательства, доносившиеся с облучка.
Как только Хэрроу освободили, он быстро затолкал торжествующую парочку в карету и повернул лошадей туда, откуда они приехали.
– В Бедлам их обоих, – бормотал он себе под нос. – Те мерзавцы могут вернуться в любой момент, да еще человек пятьдесят с собой приволочь, а эти воркуют да курлычут, как голубки в парке. – Он хлестнул кнутом лошадей, и так мчавшихся очень резво. – Но-о-о! Пошевеливайтесь, никчемные клячи!
Как только между деревьями показались огни дома сквайра, Хэрроу выстрелил из мушкетона. К тому времени, когда карета с грохотом остановилась у главного крыльца, все гости высыпали на портик.
– На нас напали убийцы, милорд! – выкрикнул Хэрроу Джареду. – Наемные убийцы, вот кто. Остановили карету и хотели разделаться с теми, кто внутри!
Хэрроу еще не договорил, когда Джаред уже распахнул дверцу кареты. Первое, что он увидел, – грязную мужскую руку, вцепившуюся в ручку изнутри. К руке был приделан тучный бурый медведь, и он снова – поневоле вывалился наружу, прямо на землю, только на этот раз перед зрителями, которые визжали, лишались чувств от страха, удивленно вскрикивали или же хохотали – в зависимости от характеров.
Анна чинно выбралась из кареты и опять вздохнула:
– О, Бо!
Для одного вечера событий оказалось чересчур много, и она изящно упала в обморок прямо на руки Джареда, поскольку руки ее отца уже были заняты пышными формами матери.
Так что наводить порядок пришлось леди Чезвик, что она и сделала с быстротой и решительностью фельдмаршала, организующего построение своих войск. Подъехали кареты, и гости покатили по домам быстрее, чем – как выразилась одна бойкая служанка – кот успел лизнуть свое ухо.
Леди Чезвик так энергично махала жжеными перьями, что привела в чувство Анну и ее мать как раз вовремя, чтобы услышать несколько искаженный отчет Бо о едва не случившейся трагедии и сбивчивый рассказ о его «удачном выстреле», благодаря которому несостоявшийся убийца позорно бежал.
Если быть абсолютно справедливыми по отношению к Бо, то на таком изложении событий настояла именно Анна, решившая, что будет лучше приписать всю честь подвига жениху. Как она объяснила, ей совсем не хочется становиться героиней или того хуже – постоянно ловить на себе косые взгляды соседских сплетниц и слышать про «кровь на ее руках». Более того (хотя Анне хватило ума не сказать об этом жениху), ей очень не хотелось, чтобы все насмехались над Бо, узнав, что он не только не сумел защитить свою невесту, но, напротив, невеста его спасла!
Рассказа о ночных событиях, украшенного цветистыми выражениями вроде «гнусные убийцы» и «кровожадные звери» – так выглядела лаконичная речь Бо в вольном переводе Аманды, – хватило, чтобы добрая жена сквайра ударилась в истерику, так что ее пришлось увести в комнаты.
Горничная похлопотала вокруг своей госпожи, щедро, на два пальца плеснула ей в стакан настойки опия, приложила к ногам разогретый кирпич и оставила ее отдыхать. Та некоторое время стонала: «Дитя мое! Несчастное мое дитя!» – но вскоре сообразила, что зрителей здесь нет, и быстро уснула.
