Корнелия дважды прочла послание и затем, силясь унять дрожь в своем голосе, обратилась к лакею, ожидавшему приказаний:
– Скажи его светлости, что я выйду к нему через десять минут.
Корнелия силой заставила себя сесть к туалетному столику, припудрить лицо, накрасить губы, сменить украшения, пока не истекли десять минут.
Затем она вернулась в салон. Корнелия вошла тихо, и герцог не заметил ее. Он стоял около мраморного камина, и выражение его лица было столь отчаянным, что напугало Корнелию.
– Ваша мать пишет, что закончила приготовления к нашему возвращению в субботу, – обратилась Корнелия к герцогу, когда они просматривали перед ленчем пришедшую из Англии почту.
– Я тоже получил письмо от своей матери, – ответил тот. – Она сообщает, что украшают подъездную дорогу в Котильон – совершенно излишний жест.
С плохо скрытым раздражением герцог отбросил письмо, встал и прошелся по комнате.
– Если вам нужно быть на месте в субботу, то выезжать придется в четверг, то есть послезавтра, – сказал он. – Полагаю, нам следует возвращаться? Хотя здесь весьма приятно.
– На следующий понедельник намечена охота на фазанов, – отозвалась Корнелия, – и, насколько мне известно, в связи с этим ожидаются гости.
– Да-да, конечно. Я забыл.
Корнелия подумала, как испугалась бы она еще месяц назад от перспективы провести время в Котильоне, встречаться с этими беспечными самодовольными людьми, которые так ужаснули и шокировали ее совсем недавно. Но теперь Корнелия чувствовала, что она изменилась, и настолько сильно, что ей казалось странным, как герцог не замечает этого. Ведь перед ним уже не та застенчивая, потерявшая от любви голову девушка, которую он привез в Париж. Но, как говорится, любовь слепа, и герцог видел перед собой одну лишь Дезире.
Корнелия часто думала о том, какой жалкой была бы ее участь, окажись Дезире и в самом деле другой женщиной, или если бы герцог увлекся кем-нибудь еще, и она была бы обречена тосковать в «Ритце» одна, день за днем, весь медовый месяц.
Намеренно ожесточая свое сердце против герцога, Корнелия понимала, что если для них и возможно безоговорочное счастье, то герцог должен ощутить те же страдания, какие он причинял другим женщинам. Она должна увериться полностью, что это истинная любовь, а не мимолетная фантазия. Искушение сдаться и поверить в то, во что так хотелось ей верить, было столь сильно, что Корнелия заставляла себя еще и еще раз испытывать чувства герцога прежде, чем всецело довериться ему.
– Надеюсь, вы простите меня, если я не буду обедать с вами сегодня. Мне необходимо увидеться сегодня с друзьями… по делам.
Корнелия с трудом подавила в себе смех, который буквально распирал ее. Она ждала этой фразы. Рене пригласила их обоих на обед к Великому князю. Он прибыл вчера в Париж, и Рене выразила желание познакомить их.
– Я должна пойти завтра вечером, – воскликнула Корнелия, хлопая в ладоши. – Вы ведь возьмете меня?
Корнелия устремила свои зеленые, расширенные от возбуждения глаза на герцога и заметила, что на его лице написана нерешительность. Она взмолилась:
– Пожалуйста, скажите, что мы будем завтра. Мы ведь никогда не обедали вместе. Ужин – это другое, а мне хотелось бы встретиться с вами за обедом.
Мольбы Дезире сломили последние колебания герцога.
– Тогда я пойду, – пообещал герцог. – Могу ли я сопровождать вас, леди, в резиденцию Великого князя?
– Так, значит, решено?
– Решено, – сказал герцог твердо.
Корнелию интересовало, какую отговорку преподнесет герцог ей как своей жене, чтобы иметь возможность сопровождать Дезире на обед. Удивленно подняв брови и заставив свой голос звучать несколько удивленно, Корнелия спросила:
– Деловая встреча? По какому вопросу?
– Акции и капитал, – туманно пояснил герцог. – Надеюсь, вы не возражаете?
– Нет, разумеется, – ответила Корнелия. – Я только хотела спросить, не могли бы вы пригласить и меня на эту встречу?
– Нет, конечно же нет, – резко бросил герцог. – Это исключительно мужское общество, вам там будет неинтересно. Да и нам будет сложно общаться в вашем присутствии.
– Да, я понимаю, – сдалась Корнелия. – Я пообедаю одна и постараюсь пораньше улечься спать. Это немного странно, я всегда полагала, будто в Париже поздно ложатся спать, но я здесь ложусь спать раньше, чем где-либо и когда-либо в своей жизни!
Удаляясь к себе, Корнелия мимоходом подметила выражение, написанное на лице герцога. Сомнений быть не могло – он любит Дезире. Но достаточно ли сильно, чтобы приносить жертвы во имя этой любви? Не забудет ли он ее по возвращении в Лондон так же, как забыл Лили и прочих женщин, до которых когда-то ему было дело. Что будет тогда?
Она дернула за шнурок звонка. Вошла Виолетта, чтобы помочь своей хозяйке одеться. Корнелия первой покинула «Ритц», предоставив горничной объясняться с герцогом – в качестве предлога был изобретен визит к парикмахеру, который должен продлиться так долго, что герцогу придется уйти на деловой обед, не дождавшись жены.
– Все прошло нормально? – спросила Корнелия.
– Да, ваша светлость.
– Тогда поторопись, Виолетта, у нас не так много времени.
– Что ваша светлость предпочитает надеть сегодня вечером?
С этими словами Виолетта открыла гардероб. Перед Корнелией предстал длинный ряд платьев, которые Ворф сшил специально для нее – настоящая радуга всех цветов и оттенков. Мгновение Корнелия колебалась – здесь висело несколько совершенно новых платьев, которые она еще ни разу не одевала. Наконец, она остановила свой выбор на том самом платье с огненно-красными кружевами, которое было на ней в тот памятный первый визит к «Максиму».
– Я надену это платье, – сказала Корнелия. – И как только я уеду на обед, начинай укладывать все вещи в новые саквояжи, которые я прислала на прошлой неделе.
– Сразу все, ваша светлость?
– Все, Виолетта, мы больше не вернемся сюда.
Огненно-красное кружевное платье, казалось, даже более шло ей теперь, чем в первую ночь превращения Корнелии в Дезире. Самоуверенность и все усиливающееся желание любви делали девушку еще прекраснее, чем прежде. С каждым разом, когда Корнелия вновь снимала темные очки и укладывала волосы по-новому, открывая изысканные черты своего лица, она выглядела все увереннее, а ее осанка становилась более горделивой.
Сегодня Виолетта испробовала новый стиль прически. Она завила волосы Корнелии и, вместо привычной короны, собрала их в пучок, который удерживался бриллиантовой заколкой, сверкавшей в темных кудрях словно звезда.
Это было единственным украшением Корнелии в этот вечер, согласно ее собственному решению. Она припомнила, что в один из вечеров наедине герцог шепнул ей, что ее ушки похожи на маленькие розовые ракушки, и грешно обременять их серьгами, пусть и драгоценными.
