дурацкого лазарета. Как будто в Аугсбурге не хватало госпиталей. В монастырях тоже размещались лазареты – кажется, они уже спорили между собой из-за пациентов.
Когда машина медленно въехала на аллею виллы, Китти увидела, что раненых солдат все же было гораздо больше, чем она предполагала. У входа в особняк стоял грузовой фургон, с задней стороны у него был откинут брезент, так что можно было заглянуть внутрь. Там на шерстяных одеялах лежали несколько человек, ожидавших, когда их отнесут в лазарет. Как ужасно! До сих пор считалось, что на вилле лечат только пациентов, которые уже находятся на пути к выздоровлению. Этих бедняг надо было перенести на виллу на носилках, они лежали почти неподвижно, у некоторых были белые повязки на голове, закрывавшие бо́льшую часть лица. Только для глаз и рта были прорезаны отверстия – выглядело это жутко.
– Остановитесь там, впереди, Людвиг. Я сойду. Вы можете припарковать машину слева во дворе, чтобы она не мешала.
– Да, конечно, госпожа. Бедные парни. Страдают за кайзера и за отечество… ну да. Хорошо, что я слишком стар!
Китти не испытывала особого желания встречаться с ранеными, поэтому поспешила перебраться на противоположную сторону виллы, чтобы пройти через зимний сад на второй этаж. Боже мой, как же все-таки это было неудобно! Позавчера во время визита она зацепилась юбкой за кованую решетку, не обошлось без ржавого пятна.
– Мама? Привет? Эльза! Августа!
Она сердито постучала, потому что дверь была заперта. Через некоторое время ей открыла экономка, что отнюдь не улучшило ее настроения. Долгое время умудренная опытом Шмальцлер пыталась научить ее ведению домашнего хозяйства, читала ей скучные лекции, объясняла, как вести книгу домашних расходов. Конечно же это была идея мамы. В конце концов все это не принесло абсолютно никаких плодов.
– Госпожа – какой приятный сюрприз! Вы пришли как раз вовремя.
Китти услышала крик младенца – по-видимому, это был Лео, маленький ревун. Китти недоумевала, почему экономка выглядела такой взволнованной – у нее даже выступили розовые пятна на щеках. Должно быть, произошло что-то необычное.
– В чем дело? Ну говорите уже, фройляйн Шмальцлер. Зачем вы меня пытаете? Ведь ничего страшного не произошло, правда?
Шмальцлер сняла с нее шляпу и пальто и заверила, что новость действительно хорошая.
– Почта! – вырвалось у Китти. – Письмо от Пауля? Да? О, правда? Мой Поль наконец-то написал? Скажите, что это правда, фройляйн Шмальцлер. Иначе я надеру вам уши!
– Но госпожа… фройляйн Китти… – Она смеялась. И в самом деле, Элеонора Шмальцлер умела смеяться. Это выглядело немного странно, потому что рот она открывала только наполовину. – Не просто письмо, – промолвила она с такой дрожью в голосе, которая скорее была похожа на рыдание. – Сегодня мы получили целую корзину писем. Наверное, он писал почти каждый день и вся почта где-то застряла. Ваша мать и фрау фон Хагеманн сейчас в столовой. Мне пора в лазарет, у нас пополнение.
Вместе они прошли через зимний сад в холл. Экономка отправилась вниз в лазарет, а Китти пошла в столовую.
– Мама! Лиза!
– Элизабет уронила письмо, которое только что читала, порывисто поднялась и обняла сестру. Мама последовала за ней и прижала к себе обеих дочерей, они заплакали.
– Он был в Галиции… Так далеко… А потом отправился в Мазурию. Теперь он возвращается. Он едет во Францию, но надеется, что сможет на несколько дней приехать к нам перед отправкой на Западный фронт.
– Боже мой! – воскликнула Китти. – Он приедет сюда. Это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Где Мари? Она конечно же без ума от счастья!
Мама сказала, что Мари поднялась наверх. Они понимали: Мари хотелось побыть одной, читая письма Пауля.
– А мне? – возмутилась Китти. – Мне он не написал? О Поль, обманщик, предатель…
– Вот, рядом с кофейником целая стопка писем. – Элизабет покачала головой. – Это все тебе, Китти. Так что не спеши с обвинениями.
– О, боже мой! И это все мне? Да тут наверняка целых десять, нет, пятнадцать писем!
– Тринадцать, – уточнила Элизабет. – У меня только пять, у мамы семь. У Мари…
Китти уже взяла свою пачку и начала считать. И в самом деле, Лиза была права. О боже, она получила от Пауля больше писем, чем мама и Лиза вместе!
– Так сколько писем у Мари? – спросила она.
– Какие же вы смешные, – с улыбкой промолвила Алисия. – Как маленькие дети!
– Мари он отправил более пятидесяти писем и открыток, – сообщила Элизабет.
– Да ну? Так много? – заметила Китти с легкой завистью. Она искренне любила Мари и никому другому не отдала бы своего Поля. Именно поэтому брат мог бы написать и ей побольше писем…
Мама позвала Эльзу и велела ей принести свежий кофе и что-нибудь перекусить для Китти, а потом в комнате стало тихо, потому что все погрузились в чтение. Только время от времени слышались то вздох, то тихий возглас удивления, порой кто-то читал вслух полстроки, на что остальные лаконично откликались, поскольку они были заняты своим чтением.
По дороге на восток, 21 апреля 1916 года
Моя сестренка Китти, вчера мы были в Кенигсберге. Поезд остановился там на рассвете, и когда постучали в дверь, мы, еще заспанные, спотыкаясь, выбежали на перрон. Раздавали еду. Она была вкусной и обильной – это был рис с говядиной. Мы стояли на перроне, когда в бледной предрассветной мгле показался поезд с закрытыми товарными вагонами, из которых доносились звуки чужой речи и топот. Это были русские пленные, которых вагонами грузят и доставляют сюда, на станцию, где они получают питание. Они выглядят бледными и худыми, многие курят сигареты, их лица кажутся чужими, монгольскими. Потом мы встретим их в разрушенных деревнях во время восстановительных работ. Бедные парни, которых вырвали из родных мест и потащили на чужбину. Ландшафт за окном нашего поезда однообразный – лежащие под паром поля, отдельные подворья с крытыми соломой деревянными хижинами, в которых люди живут вместе со своим скотом. Передо мной открывается другой мир, как будто время повернулось на несколько столетий назад. Говорят, в Вилковицах есть несколько отделений полевой почты, поэтому я надеюсь, что мое письмо дойдет до вас довольно скоро и что ваши письма тоже попадут ко мне. Сестренка, у меня в ранце лежат твои письма, туго перевязанные резинкой, – сокровище, которое помогает мне в горестные минуты. Когда я читаю их, то вижу твою маленькую руку и согнутый указательный палец, нажимающий на ручку, когда ты пишешь. Поцелуй за меня свою малютку Хенни.
Обнимаю тебя.
Твой старший брат Пауль.
– Кофе, госпожа, – сообщила Эльза, вырывая Китти из ее размышлений. – Повариха просит передать, что она не в состоянии подать вам сейчас еду, потому что ей нужно накормить шофера Людвига, а также водителя «Скорой помощи» и двух его юных помощников. Кроме
