— Мне достаточно посмотреть на тебя, и любая боль немедленно исчезает. Когда ты рядом, я иначе воспринимаю мир, и мысли мои текут по-иному, и новые чувства возникают в моей душе… я не понимаю, что такое происходит между нами… — Он умолк, так как она коснулась пальцами его губ.
— Думаю, это… в некотором смысле волшебство. — Глаза ее сверкнули во мраке. — Бабушка рассказывала мне про это, про то, как мужчины и женщины нуждаются друг в друге и хотят друг друга. И про наслаждение, от которого вся таешь. А кровь в жилах вскипает…
— Твоя бабушка рассказывала тебе… про наслаждения? — Он недоверчиво засмеялся. — Вот уж чего никак не ожидал от нее.
— Ну, по-моему, она не собиралась рассказывать мне так много. — Ресницы ее на мгновение опустились. — Бабушка хотела просто предостеречь меня, объяснить, как опасно иметь с тобой дело.
— А, вот это скорее в характере почтенной дамы. — Он усмехнулся. — А про это она тебе рассказывала? — Он обхватил ее за талию, а затем накрыл ладонями ее груди, прикрытые полотном рубашки. Его крепкие теплые пальцы принялись ласкать ее нежно-нежно…
— Н-нет, про такое — нет. — Глаза ее вдруг расширились, и она задрожала, когда он сжал пальцами чувствительные кончики ее грудей и принялся перекатывать соски между пальцами. И каждое движение дрожью пробегало по ее телу, устремляясь к средоточию ее женственности.
Он кивнул задумчиво, склонился к ней и, отведя в сторону волосы, обежал языком ее ухо. Затем куснул в шею и шепнул:
— А про такое? Про это она рассказывала? — Жаркие влажные губы целовали ее, наслаждаясь вкусом кожи…
— Н-нет, по-моему, нет. — Ноги ее подкосились, и она прильнула к нему, обхватив за талию руками. Он обнял ее еще крепче и неспешно потерся о нее всем телом, лаская ее мускулистыми выпуклостями своего ритмично движущегося корпуса.
— Уж, верно, она не преминула упомянуть вот об этом… — произнес он хрипло, прихватив ее ладонями за ягодицы и притягивая к своим пылающим чреслам, двигаясь вперед и вверх по ее жаркой плоти. Чарити напряглась, задрожала. Прошло долгое мгновение, прежде чем она, обуздав свое желание, сумела выговорить слабым голосом:
— По бабушкиному рассказу… у меня создалось впечатление, что все это волшебство сосредоточено в основном в руках.
— В руках? — Голос Рейна отдавал дымной хрипотцой, он высился над ней и глядел в ее ошеломленное лицо.
— Бабушка жила с цыганами, когда была девчонкой, и набралась их мудрости. — Все внутри ее становилось текучим и жарким и медленно стекало туда, где таилась суть ее тела. — Бабушка сказала, что у некоторых мужчин руки волшебные. И могут превратить ночные труды в ночное волшебство. — Она подняла его руку и стала тихонько обводить пальцем контур его крепкой ладони. — Но не у всякого мужчины руки волшебные. В основном у цыган и французов.
— И ты полагаешь, что я тоже обладаю способностью творить это самое ночное волшебство?
Ее сияющие глаза стали вдруг глубокими, а губы сложились в обворожительную улыбку.
— Очень может быть. — Чарити потерлась щекой о его ладонь, глаза ее закрылись, и она ткнулась в эту ладонь, благоговейно поцеловала ее. Рейн удивился, когда сообразил, что она вспоминала об удовольствии, которое он доставил ей сегодня днем… рукой. — Мне нравятся твои руки, такие сильные и загорелые. Мне все в тебе нравится. — Чарити качнулась навстречу Рейну, прижимаясь к нему телом. — Ты такой твердый и такого мощного сложения. Я никогда и не думала, что тело может быть настолько прекрасным.
Желание вспыхнуло, взревело, распирая его изнутри. Он быстро наклонился и впился в ее губы поцелуем, сминая ее чувства, она же обвила руки вокруг него, вверяя себя ему. В следующее мгновение он оторвался от нее и, тяжело дыша, потянулся к тесемке, стягивавшей ворот ее ночной рубашки. Легкая ткань поехала с ее плеч, она подхватила ее дрожащими пальцами.
— Я хочу видеть тебя, ангел мой, — произнес Рейн тихо, но требовательно и принялся быстро и нежно целовать ее виски, шею, сокрушая ее сопротивление, выманивая позволение. — Мне безумно нравится смотреть на тебя. У тебя такая молочно-белая кожа, столь непохожая на мою. — Когда ладони его скользнули под ее раскрытую рубашку и стали потихоньку стягивать ее с плеч, она не протестовала. Руки его последовали за рубашкой вниз, по ее обнаженному телу, поглаживая и лаская, а взгляд его тянулся вслед, наблюдая за тем, как темные загорелые пальцы предъявляют права на округлые груди с тугими бутонами сосков.
Вдруг, прервав поцелуй, он замер и спросил, почти не отрываясь от ее губ:
— А где… твой пес?
— За дверью, в коридоре. — Чарити поднялась на цыпочки, чтобы дотянуться до его губ и сильнее прижаться грудью к его ладоням. Однако Рейн по-прежнему медлил, и тогда она поняла и улыбнулась: — С дверной щеколдой собаке не справиться. Даже Вулфраму.
— Ну не знаю, не знаю. Может, и так, — прошептал он, и пальцы его вновь пришли в движение, сомкнулись на тугих сосках, так что она ахнула и изогнулась всем телом. Нахлынул жар, вздулся волной внутри, готовя Чарити к наслаждению, которое должно было последовать, потому как любовь их не могла не достичь совершенной полноты сегодня и не скрепиться печатью плотской близости. Ласки его сместились к талии, к крутым бедрам, ладони легли на ее мягкие ягодицы. Рейн чуть приподнял ее, наслаждаясь застенчивой готовностью, с какой тело ее отзывалось на его прикосновения.
Время пришло, понял он, поднял девушку на руки и понес к кровати. Освещенная лунным светом, Чарити сияла мраморной белизной, но за этим прохладным совершенством скрывалось буйство страстей. Ее волосы водопадом рассыпались по подушкам. Руки его неловко стали снимать одежду.
Взгляд ее скользнул по напрягшимся мышцам его спины, когда он наклонился, чтобы снять с себя штаны. Было видно, как ходят мускулы плеч под тугой бронзовой кожей. На пояснице и ягодицах кожа была совсем белой. На одной ягодице красовалась большая красная отметина — та самая рана, которую она столь заботливо промывала и перевязывала. Когда он подошел и посмотрел на нее, упиваясь ее красотой, она прошептала:
— Иди сюда… и сотвори для меня волшебство.
Он опустился на постель и лег в ее объятия, вжав ее спину в ткань простыней, прикрыв ее прохладные груди темным одеялом страсти. Он принялся целовать ее, сначала игриво покусывая губы, затем впился в ее податливый рот глубоко и страстно. Сладостный аромат ее знойного дыхания ударил ему в голову, заполнил грудь.
Поцелуи и ласки сменяли друг друга, потихоньку смещаясь к ее плечам, затем к груди. Ритмичные, нежные движения его пальцев, сжимавших один сосок, почти сливались в ее сознании с движениями его языка, целовавшего другой. Раскручивающаяся спираль наслаждения заполняла все ее тело, начинаясь с макушки, спускаясь вниз и сворачиваясь в клубок вокруг средоточия ее женского существа. Предвкушение пенным потоком залило ее сокровенную плоть, и она сильнее прижалась к его жарко налитым чреслам, чувствуя, как сжимается пустота внутри ее, снова ища чего-то.
