Он схватил ее и крепко прижал к стене:
— Извинись.
— Я сожалею, что бросила в тебя яблоком.
Плохо бросила и промахнулась.
— Теперь перед Тайрой.
— Что?
— Извинись перед Тайрой. Ты забыла, что ты гостья в ее доме.
После долгой паузы Рейн сказала:
— Я сожалею, Тайра, что обидела тебя.
Если ты мне веришь, есть…
— В следующий раз думай прежде, чем делать, женщина, — с легким шлепком предостерег ее Селик. — Эта истина хорошо известна любому воину.
— Ты не должен был запирать меня.
— Кстати, ты не заперта. Кто отменил мой приказ и освободил тебя?
— Гайда. Но она приставила ко мне этих двух стражников следить за каждым моим движением, — сказала Рейн, указывая на двух мужчин, сидевших за отдельным столом и с интересом наблюдавших за смешной сценой. — Я не могу даже пописать спокойно, чтобы они не стояли в дверях и не считали каждую каплю.
Селик недоверчиво покачал головой:
— Спасибо, что поделилась со мной своим горем.
— Я начинаю понимать, о чем ты думаешь, Селик, — сказала Тайра. — Она очень странно разговаривает. Но мне трудно поверить, что она за мирную жизнь, против насилия, как ты ее назвал — па… пацифистка. Почему-то мне она кажется более нетерпимой, чем те женщины, которых я встречала до сих пор.
Рейн застонала, подумав, что Тайра, пожалуй, права.
— Ты поведешь ее в больницу, как хотел? — спросила Тайра.
— Нет, не стоит. Она слишком высоко себя ставит. С моей стороны было глупо думать, что пленница может оценить такое внимание.
— Ты собирался проводить меня в больницу? — удивилась Рейн.
— Да, но это была глупая идея.
— Не глупая.
— Глупая. Придется тебе сегодня поскучать в одиночестве. У меня разболелась голова.
— Я дам тебе аспирин.
— Хвала богам! Наконец-то ты сказала правду. Рейн нахмурила брови.
— Какую правду?
— Ты дашь мне яд.
У нее презрительно дрогнули губы, но она постаралась сдержаться, потому что ей очень хотелось посмотреть на больницу десятого века. И она спокойно произнесла:
— Аспирин — это таблетки будущего, которые убивают боль.
— Ха! Таблеткам ты тоже даешь имена, как духам. Ну разве она не странная, Тайра? И еще ругает скандинавов за то, что они дают имена своим мечам.
Рейн все труднее было сдерживать себя, так ей хотелось двинуть его чем-нибудь тяжелым, поэтому она до боли впилась ногтями в ладони.
Селик понимающе блеснул глазами. Тайра переводила взгляд с Рейн на Селика и с Селика на Рейн и казалась смущенной.
— Селик, я думала, она твоя заложница. Почему ты позволяешь ей так разговаривать? Почему не отрежешь ей язык?
— Интересная мысль.
— Я знаю, если король Ательстан захватит тебя, ты купишь у него свободу, отдав ее ему. Но Бог такого не допустит. Освободись от этой старой карги. Живи спокойно. Торговец невольниками купит ее для какого-нибудь восточного гарема. Говорят, они ищут необычных людей, и, может быть, ее рост их привлечет.
Рейн разочаровалась в Тайре.
Селик же склонил голову набок, казалось, всерьез обдумывая совет девушки.
— Теперь, когда ты об этом заговорила, я вижу ее только под вуалью, возлежащей на шелковых подушках возле мраморной ванны в ожидании милостей своего господина. Возможно, она будет даже…
— Ах ты!.. — процедила Рейн сквозь зубы.
Ей было невыносимо трудно сдерживать себя, так как она понимала, что Селик ее провоцирует. Она закрыла руками уши, не желая слушать его насмешки.
— Селик, ты вернешься в гавань и продашь ее?
Он посмотрел прямо в глаза Рейн.
— Женщина, обещай не быть сварливой.
Рейн, прикусив язык, кивнула.
— Обещаешь, если я возьму тебя в лечебницу, говорить, только когда я позволю, и слушаться меня?
Рейн поколебалась, но в конце концов все же коротко кивнула головой.
— Что ж. Но сначала пойдем со мной, я должен перетянуть тебе груди.
Рейн, растерявшись, не могла отвести взгляд от его удаляющейся спины. А он, взяв со скамьи коричневую рубаху, уже был на полпути к лестнице. Только тогда до нее дошел смысл его слов.
Перетянуть груди?
Когда Рейн прибежала в спальню, Селик уже натягивал на себя коричневую хламиду, и она никак не могла понять, зачем он это делает, пока он не взялся за веревку, чтобы перевязать себе чресла. Монашеская ряса. Да еще с капюшоном.
— Закрой рот, Рейн. У тебя совершенно непристойный вид. Или у тебя болит горло?
Рейн клацнула зубами.
— Зачем тебе это?
Селик медленно повернулся кругом, демонстрируя обнову.
— Купил в гавани сегодня утром, когда отводил пленников к торговцу.
Рейн вздрогнула, когда он, словно между прочим, упомянул о торговце живым товаром.
— Надо быть осторожнее на людях. Очень много саксов ходит по улицам. Может быть, они следят за домом Гайды.
— Ох, Селик, мне так хочется, чтобы ты уехал из Британии куда-нибудь, где мог бы начать все с начала и никого не бояться!
Селик мгновенно принял высокомерный вид и язвительно проговорил:
— Я — не трус, чтобы удирать от своих врагов. К тому же, те, кто прячутся в чужих землях, тоже не знают свободы.
Рейн хотела было с ним поспорить, но по стальному блеску в его глазах поняла, что убеждать его бесполезно. По крайней мере, в данный момент. Она решила сменить тему.
— Ты правда возьмешь меня с собой в больницу?
— Я обещал, разве нет?
— Да. Но…
Рейн оборвала себя и улыбнулась с преувеличенным смирением, готовая на все, лишь бы побывать в больнице десятого века.
— Все, что скажешь, господин, — проговорила она, с хитрым видом салютуя ему.
Великан-дурачок!
Селик изогнул бровь и криво усмехнулся, забыв о своем гневе.
— Ты вовремя признала, кто здесь хозяин, женщина. К твоему сведению, я беру тебя в больницу, чтобы ты хоть чем-то занялась, пока меня не будет в Йорвике. Не сомневаюсь, у Гайды начнется невыносимая жизнь, если посадить тебя под замок или даже разрешить помогать ей, или отдать в служанки Тайре.
Рейн уже хотела сказать ему, что она думает о служанках и о Тайре, но Селик поднял руку и остановил ее прежде, чем она успела произнести хоть слово.
— Ты мне мешаешь своей болтовней. Хватит тянуть время. Снимай свою блузку, и я перетяну тебе груди.
Рейн возмутилась.
— Почему мне надо…
— Хватит. Больше ни одного вопроса. Уже поздно. Если ты собираешься кричать на всех углах, что ты врач, то можешь не торопиться. Тебя все равно не пустят в больницу.
— Ох…
Селик скрестил на груди руки и стал нетерпеливо постукивать башмаком из отлично выделанной кожи, ожидая, когда она наконец подчинится.
А Рейн взвешивала все за и против. У нее были два выхода. Один — снять блузку и позволить ему перетянуть ей груди, чтобы она хоть немного стала похожа на мужчину. Другой — остаться в доме Гайды и забыть о посещении больницы. Мгновенно приняв решение, она принялась расстегивать пуговицы.
