Маршалл нехотя согласился. Хотя солнце стояло высоко, холодный ветер с гор пробирал до костей.
Атина забралась в карету и закуталась в теплый шерстяной плед, лежавший на сиденье. А Маршалл взял под уздцы лошадей и повел их по поросшему травой месту между скал, чтобы они могли попастись. Он снял куртку, рубашку и жилет и повесил их сушиться на оглобли кареты.
— Снимай платье, — сказал он, заглядывая в окно кареты.
Она нахмурилась:
— Что значит — снимай?
— Если ты дашь мне свою одежду, я повешу ее сушиться.
Неожиданно Атина смутилась. Хотя они с Маршаллом уже занимались любовью, он ни разу не видел ее обнаженной, да еще среди бела дня. Все же она сняла жакет и платье. Скромность не позволила ей снять сорочку и корсет.
Спустя несколько минут он запрыгнул в карету. В руках у него была корзинка с провизией. Но Атина смотрела не на нее, а на великолепный обнаженный торс — гигантский треугольник великолепных мускулов, сужавшийся к тонкой талии.
— Такого холодного ветра я не помню с тех пор, как ко мне приезжала герцогиня Твиллингем.
Атина резко выдохнула.
— Чтобы настоять на возобновлении предложения Кельвина Бредертона?
— Да. Ты рассказывала ей о своем приданом здесь, в Шотландии?
Атина кивнула.
— Кто еще знал о Килдэроне?
Атина на секунду задумалась.
— Ну… дедушка. — Потом она начала пересчитывать по пальцам. — Эстер. Герцогиня Твиллингем. Кельвин Бредертон… и его родители. Не считая, конечно, моих родителей.
— Кто-нибудь из них знал, что здесь есть золото?
— Даже я не знала об этом. Уверена, что и дедушка тоже не знал, иначе он рассказал бы мне о нем. Кроме того, он с самого начала был против покупки этой земли и жаловался каждый раз, когда ему приходилось платить земельный налог.
— А Кельвин Бредертон?
Атина пожала плечами:
— Ты же сказал… если он хотел жениться на мне, то только из-за моего приданого.
— Думаю, что если он знал о золоте, он вряд ли расторг бы с тобой помолвку. Вспомни — он сказал твоему дедушке, что хочет жениться на ком-то другом. Я уверен, что он был бы более любезен, если бы знал, что он теряет. Мне совершенно ясно, что он захотел возобновить обручение по чьей-то подсказке.
— Герцогини Твиллингем? Она пыталась помочь мне с Кельвином. Она действовала в моих интересах.
— Может быть, она хотела, чтобы ты считала, что она действует в твоих интересах. Возможно, она задумала устроить этот брак с самого начала.
Нахмурившись, Атина вспомнила, как герцогиня предложила ей свою бескорыстную помощь в том, чтобы завоевать Кельвина Бредертона.
— Но какая ей выгода от нашего брака? После свадьбы с Кельвином мое приданое становилось бы собственностью Кельвина.
— И тем самым было бы проще передать его герцогине.
— Но зачем ему это понадобилось?
Маршалл откинулся на сиденье.
— Не знаю. Возможно, Бредертон чем-то обязан герцогине или они заключили сделку — после свадьбы он получает Килдэрон и продает его герцогине. Какова бы ни была причина, я считаю, что они договорились таким образом завладеть Килдэроном… еще до того, как герцогиня помогла тебе заполучить Кельвина.
Атина задумалась. Мысль о тайном сговоре смущала ее.
— Но каким образом герцогиня узнала о золоте?
— Не знаю, впрочем, это не имеет значения. Потому что сейчас выбор исключительно за тобой.
Он нагнулся, чтобы достать из корзинки хлеб и сыр, и она на мгновение увидела шрамы на его спине.
— Какой выбор?
— Ты можешь решить, что тебе делать дальше. В этих горах полно золота. Твое собственное сокровище. Когда ты начнешь добывать это золото, ты сразу разбогатеешь. — Он передал ей тарелку с нарезанным холодным мясом. — И станешь самой привлекательной особой на ярмарке невест. В конце концов, ты все еще свободная женщина. Ты можешь выйти замуж за Кельвина или за меня. — Он вынул пробку из бутылки вина и налил его в две глиняные кружек. — Ты можешь вообще не выходить замуж и оставить все богатство себе.
Атина взяла протянутую ей Маршаллом кружку и посмотрела ему в глаза.
— Зачем ты говоришь мне об этом?
— Я хочу жениться на тебе не потому, что заставил тебя принять мое предложение, а потому, что выбор за тобой. Я хочу знать, тот ли я мужчина, который тебе нужен.
Она отвернулась к окну кареты. За окном был огромный цветущий луг. Головки цветов качались под ветром, над ними летали жужжащие пчелы. Потом она увидела бабочку, не очень уверенно машущую крыльями, но, очевидно знающую, в каком цветке она найдет самый сладкий нектар.
Атина повернулась к Маршаллу, который явно замер в ожидании. Не было никакой бравады, никакого притворства. Только еле заметное учащенное дыхание.
— Кельвин был первым мужчиной, которого я полюбила. Он мужчина моей мечты.
Маршалл вдохнул. Его взгляд упал на нетронутую кружку с вином.
— Но дело в том, что он был просто мечтой. А ты реальный, настоящий.
На его губах появилось подобие улыбки.
— Когда я смотрю на тебя, Маршалл, все встает на свои места. Я не существовала как целое, а теперь отдельные части, из которых я состою, соединились таким образом, что я начинаю понимать, кто я. А это произошло потому, что ты стал мне небезразличен. Не понимаю, как ты мог полюбить меня, ведь во мне было так мало того, за что можно любить. Я не могу себе представить жизнь с Кельвином. Или смогу ли я жить одна, сколько бы у меня ни было денег. А слово «золото» у меня связано не с деньгами, ас тобой.
Выражение его лица стало нежным и в то же время горделивым.
— Мне по душе такие слова, особенно когда их произносишь ты.
Она пододвинулась к нему ближе и прикрыла его плечи концом своего пледа.
— Знаешь, какие еще слова мне хочется от тебя услышать? — прошептал он.
Она взглянула на него с недоумением:
— Мм?
— Что-то вроде этого, — улыбнулся он.
Он приблизил губы к ее губам, а потом провел по ним языком.
— Мм.
Он опять улыбнулся:
— Так-то лучше.
Он пошевелился, и Атина готова была убить его за то, что плед соскользнул с ее спины.
— Не двигайся, — запротестовала она. — Мне холодно.
— Я знаю другой способ согреться нам обоим. — Он посадил ее себе на колени и обнял за талию. Одна рука скользнула по ее спине и расстегнула верхний крючок корсета.
— Что ты делаешь?
— Стараюсь, чтобы нам было поудобнее, — сказал он и расстегнул еще один, так что стягивавшие корсет металлические ребра немного разошлись.
Дышать стало легче, а сердце забилось чаще, потому что она поняла, что корсет вот-вот упадет. Часть груди уже обнажилась, и Маршалл прильнул к ней губами. Потом его губы переместились в ложбинку между грудями. Эта медленная пытка привела ее в экстаз. С каждым поцелуем она все больше растворялась в приятных ощущениях, забыв обо всем на свете.
