Ознакомительная версия.
– А что, разве вы меня не схватили? – обидчиво прохрипел Колумбус, опасливо поглядывая на Прохвоста и стараясь не шевелить никакой иной частью тела, кроме губ, да и теми не особо усердствовать. – Разве не угрожали смер?..
Прохвост, видимо, счел, что он все же чересчур вольничает, оттого тихонько взрыкнул. Этого было довольно, чтобы Колумбус подавился неоконченным словом.
– Словом, охрана набросилась на нас. Я сразу понял, что силы превосходят наши, и бросился к окну. Но Бекетов желал непременно дать по физиономии Колумбусу, оттого и задержался. Его схватили. Он крикнул мне: «Бегите!» В ту минуту я ничем не мог ему помочь... Я удрал. Беда в том, что, согласно предписанию императрицы, нынче нам следовало покинуть Петербург, я вообще выслан из России... Сначала я рассудил, что ничем не могу быть полезным Бекетову, а потому должен позаботиться о себе. Я отправился в дом, определенный мне под жительство, собрал вещи. Экипаж мой стоял уже заложенный. Все мои покровители от меня отвернулись. Разумеется, ведь в России на дружбу с опальными смотрят косо!
– Во Франции дела обстоят иначе? – невинным голосом спросил Шубин, и д’Эон усмехнулся невесело:
– Туше! [17] Совершенно так же. Прошу простить меня, я никого не хотел обидеть...
– Эх, да про опалы в России я и сам все знаю, и еще другим рассказать могу, – печально сказал Шубин, и д’Эон сочувственно кивнул. – Да вы продолжайте, сударь, – отвлекся от неприятных воспоминаний Шубин. – Мы не самое лучшее место для длительных бесед выбрали! Того и гляди, набегут англичане... как бы всех не повязали!
Из груди Колумбуса вырвался тоскливый вздох. Нетрудно было понять его значение!
– Я видел, что племянник с посланником куда-то отъехали вместе, – сказал д’Эон. – У нас есть пословица: «Le chat parti – les souris dansent», «Кот ушел – мыши пляшут». Никакой охраны тут нет! Скорей всего, пьют свой ужасный эль, в карты режутся...
– Мыши пляшут? – усмехнулся Шубин. – Святое дело!
– Однако и в самом деле не стоит слишком прохлаждаться, – заметил д’Эон. – С вашего позволения, я продолжу. Итак, вместе со своим небольшим багажом я подъехал к заставе, и тут меня одолела страшная тоска. Я подумал о тех делах, которые должен был совершить, но не совершил, о своей карьере, которая теперь... которая теперь годилась только для того, чтобы бросить ее pour nourrir aux porcs, на прокорм свиньям.
– Псу под хвост, – уточнил Шубин.
– Вот именно! – охотно согласился д’Эон. – Я вспомнил своего товарища по несчастью, который теперь находился совершенно во власти англичан. А от них можно было предполагать всякое коварство! Я подумал обо всем этом, и моя душа загорелась местью. Я понял, что не могу покинуть Санкт-Петербург до тех пор, пока хоть чем-то не досажу Гембори. И, главное, я должен был хоть что-то сделать, чтобы спасти свою миссию, а не тащиться покорно вон из России, словно нерадивый школяр, выставленный суровым учителем! Я оставил карету ждать около заставы, а сам пешком воротился в город. Мне требовалось измыслить способ, как пробраться в посольство незамеченным. Переодеться, конечно! Переодеться именно в женскую одежду, которую мне не привыкать носить. Однако использовать придворные туалеты, которые у меня имелись в изобилии, я, конечно, не мог. Я их так и оставил в экипаже. Ну, пришлось уподобиться моим предкам-разбойникам, грабившим на большой дороге...
– Пардон? – спросил озадаченный Шубин.
– А что вы думаете, состояния иначе складывались изначально? – хмыкнул д’Эон, который, как выяснилось, оказался философом. – У меня иллюзий на сей счет нет и не было. Но я все же о другом. Итак, я решил ограбить какую-нибудь женщину, но никак не мог подстеречь жертву. Да и жалко было позорить почтенных особ или хорошеньких девиц. Наконец мне попалась эта несуразная чухонка... Надеюсь, она уже утешилась тем серебряным рублем, который я ей бросил.
– Про рубль ваш ни слова не было сказано! – возмутился Шубин. – Она сидит под телегой, взывая к общему сочувствию, и не удивлюсь, если соберет с миру по нитке на новую одежку. А вас там поносят принародно как грабителя.
– А, мне не привыкать, что с именем моим вечно соединены всякие мифы и легенды, словно с Юпитеровым или Аполлоновым, – отмахнулся д’Эон не без некоторого, впрочем, тщеславия. – Ну а окончание моих приключений вам должно быть, при вашей догадливости, понятно. Я напялил на себя сию хламиду, зашел в сад через известную дверку и начал пробираться к дому, как был замечен этим паршивым псом Брекфестом и загнан им на дерево.
– Имя его Прохвост, это первое, а второе, этот паршивый пес, очень возможно, вам жизнь спас, – очень сухо произнес Шубин, указывая на сук, лежащий рядом с поверженным Колумбусом.
– Великодушно извините, сударь, – проговорил д’Эон, кланяясь Прохвосту и даже подметая землю несуществующими перьями несуществующей шляпы. – Простите мне мою неблагодарность, надеюсь, впредь мы сделаемся с вами приятелями, и никаких недоразумений меж нами не будет.
Прохвост издал некий звук, который столь явно выражал сомнение, что Шубин не выдержал и расхохотался.
– Однако мы вновь отвлеклись, – спохватился д’Эон. – Давайте-ка попытаемся открыть окно и вызволить Бекетова!
Открыть окно в подвал, все в мелких переплетах, однако, оказалось не так-то легко, и в конце концов пришлось его просто выбить. Шубин был уже готов к тому, что сейчас набегут-таки сторожа и придется пускать в ход Прохвоста даже с риском дать Колумбусу возможность удрать, но, видать, и в самом деле английские les souris dansaient, и в саду никто не появился, а в глазах Колумбуса угасла вспыхнувшая было надежда.
Д’Эон спустился в подвал, Шубину с его ногой было бы сделать сие затруднительно, поэтому он остался на карауле.
Д’Эона не было довольно долго, наконец он выбрался и помог вылезти Бекетову, который двигался как-то неуверенно.
– Куда запропали?! – сердито спросил Шубин.
– Он был связан, – проворчал д’Эон, – а потом не мог шевельнуться, все тело затекло. Сначала я возился с веревками, а потом мне пришлось его как следует размять, чтобы мог двигаться.
Лицо Бекетова при иных обстоятельствах изрядно позабавило бы всех, такое смешенье чувств (смущения, отвращения, признательности и беспокойства) на нем отображалось, только сейчас было не до смеха.
– Значит, Афоня в вашем доме, сударь? – подался он к Шубину. – Дай вам бог здоровья, что приютили.
Шубин отмахнулся, сконфузившись при воспоминании о том, при каких обстоятельствах сей приют был дан, и объяснил, что Афоня на самом деле находится в доме его приятеля, некоего вельможи. Он чуть было не назвал имя Чулкова, да вовремя поймал его на кончике языка, заметив, какое любопытство появилось в глазах Колумбуса.
Ознакомительная версия.
