И все же он слегка отстранился. Когда она готова была закричать от разочарования, он снова вонзился в нее.
Как можно описать восход солнца слепому? Или шум дождя глухому? Разве можно словами выразить наслаждение любви? Каждый его выпад вызывал бурный всплеск чувств. Одновременно сжимал и растягивал ее.
— Не останавливайся. Не останавливайся.
Милли не знала, требовала она или умоляла. Но он и не должен был останавливаться. Пока еще нет. Не теперь, когда наслаждение было для нее таким новым и острым, а она так жаждала его.
«Шесть месяцев».
Внезапно она забилась в конвульсиях, вся дрожа, выгнув спину, а сердце ее разлетелось на кусочки.
Они едва еще начали, а он уже был на грани.
«Не останавливайся», — попросила она.
Она была истинным воплощением соблазна и наслаждения, не знающего границ. Тесная, гладкая, страстная — настоящий вулкан эмоций. Ее кожа была необычайно нежной. Ноги, обвивающие его, восхитительно стройными. Губы, которые он не уставал целовать, — само очарование.
«Не останавливайся», — снова взмолилась она.
Ее жадная необузданность угрожала лишить его контроля. Он старался оттянуть развязку. Двигаться медленно. Еще медленнее. Но, сдерживая свой темп, он не мог отказать себе в том, чтобы при каждом рывке погрузиться в нее до предела.
Внутреннее напряжение стремительно нарастало, поднявшись до критической точки. Фиц не был уверен, что сумеет сдержаться на этот раз. Слишком близко он подошел к пределу.
Она громко вскрикнула, содрогаясь всем телом в экстазе.
И он, утратив всякий контроль, излил свое семя, увлекаемый жарким потоком невообразимого, нескончаемого наслаждения.
Милли коснулась волос своего мужа — в первый раз за все эти годы. Они были густыми, слегка волнистыми и чуть влажными у корней от пота. Его сердце отчетливо и энергично билось рядом с ее сердцем. Его дыхание, как и ее собственное, все еще оставалась прерывистым.
Значит… вот как делают детей. Волнующее занятие!
Ничего удивительного, что население страны неуклонно увеличивается.
Ее пальцы продолжали свои исследования: его ухо, его брови, его переносица. Он потерся носом о ее плечо, коснулся ее шеи, ее щеки — и снова завладел ее ртом.
Поцелуй был неспешным, медлительным. Он так и не покидал ее и теперь снова затвердел внутри ее тела.
«Да, — подумала она, — еще. Как можно больше».
Он отыскивал самые чувствительные местечки на ее теле, жаждавшие ласки. Каждое его прикосновение было необычайно приятным, каждое движение неспешным.
Но так могли заниматься любовью люди, у которых были впереди годы — десятилетия счастливой жизни. Они с Фицем не располагали подобной роскошью. Каждое неторопливое прикосновение его ладони напоминало ей о скоротечности времени. Каждый поцелуй только заставлял острее почувствовать, что счастье так недолговечно.
Милли не хотела вспоминать об этом. Она предпочла бы обо всем забыть.
Она кусала его в плечо. Касалась его самым неприличным образом. Извивалась под ним, как бесстыжая язычница, увлекая его — и себя — в новое неистовое безумие к головокружительным высотам непристойных наслаждений.
И затем последовал новый, все затмевающий взрыв.
С пробуждением пришло осознание. Милли открыла глаза. В комнате все еще было темно, но определенно уже наступило утро.
Лучше бы ей поторопиться. Нужно собрать с ковра все ее драгоценные шпильки, не говоря уже о пуговицах, которые она сорвала с его одежды. И конечно, необходимо каким-то образом вернуть простыням пристойный вид. Как будто любовный смерч пронесся по постели, все смял и скомкал.
— Доброе утро.
Она резко обернулась на голос. Фиц. В куртке и бриджах для верховой езды, восхитительно элегантный в полутьме.
— Доброе утро. — Милли подтянула одеяло выше и поблагодарила Господа, что Фиц не видит, как она покраснела. — Который час?
Она распорядилась, чтобы служанка разбудила ее в восемь — на полтора часа позже, чем обычно. Фиц всегда отправлялся на верховую прогулку, когда она пила свое какао в постели. Но поскольку накануне они легли спать очень поздно, предаваясь весьма изнурительному занятию, — щеки ее снова вспыхнули, — возможно, уже половина восьмого, а не половина седьмого.
— Половина десятого.
Милли подскочила в постели, едва не забыв придержать одеяло.
— Что? Но Бриджет должна была разбудить меня в восемь!
— Она приходила, но вы еще крепко спали, и я ее отпустил.
Милли ошеломленно заморгала.
— Вы… все еще были здесь в восемь?
— Да. Спал.
— Бриджет видела нас вместе?
Фиц постукивал рукоятью хлыста по спинке кровати. Снисходительно усмехнувшись, он сказал:
— Знаете ли, в наше время вполне извинительно мужу быть застигнутым в постели с собственной женой. Я уверен, что Бриджет найдет в себе силы смириться с этим.
Милли только еще сильнее покраснела, испытывая сильное смущение и неловкость. По крайней мере больше не нужно скрывать от Бриджет разбросанные шпильки и пуговицы, раз она уже видела, к чему все это в конечном итоге привело.
— Ну что ж, — сказала она и умолкла, не зная, что еще сказать.
Похоже, дар речи тоже ее покинул.
— Вы в порядке? — спросил Фиц, склонив голову.
А он был бы в порядке, если б знал, что ему отпущено всего шесть месяцев с миссис Энглвуд?
И что могла она сказать о себе, набросившейся на него, как стая волков?
— Я… — Милли взглянула на густые пряди, рассыпавшиеся по ее плечам. Странное зрелище. Она никогда не распускала волосы, кроме тех случаев, когда сушила их после ванны. — Вы были правы тогда, несколько лет назад, когда предположили, что мне любопытно, как все происходит. Думаю, мне давно пора было решиться завести детей.
— Больно?
— Чуть-чуть. А вам?
Она осознала глупость последнего вопроса в то же мгновение, как он сорвался с языка. Но было уже поздно.
Фиц попытался не улыбнуться, но ему это не совсем удалось.
— Я стойко преодолел все трудности.
Игривый изгиб его губ, озорной блеск в глазах — Милли всегда хотелось, чтобы он смотрел на нее именно так. У нее стеснило грудь, но она не могла понять, то ли это предчувствие потери его, то ли пробуждение новой надежды, пробивающейся сквозь преграды.
Она откашлялась, прочищая горло.
— Я спросила это просто потому, что вы, как видно, еще не отправились на верховую прогулку.
— Я ждал, когда вы проснетесь. Было бы неправильно уехать куда-либо, не поговорив с вами.
Он обогнул угловой столбик кровати и подошел к ней. Милли натянула одеяло почти до носа. Фиц оттянул его вниз, но ровно настолько, чтобы взять ее за подбородок и повернуть лицо к себе.
