Ознакомительная версия.
Но даже в эти минуты мать больше думала не о дочери, которой откровенно испортила жизнь, а о сыне, которому испортила тоже, но который хотя бы был королем. Материнская любовь и материнская ненависть оказались камнем на шее, тащившим на дно ее детей!
Королева чувствовала себя все хуже, но на любые опасения отвечала только со смехом:
— Я еще поживу!
Откуда такая уверенность? Екатерина свято верила в предсказания Руджиери, маги действительно никогда не ошибались, они предсказали даже невероятную гибель ее мужа короля Генриха II на турнире. Кто мог предположить, что обломок копья капитана шотландцев Монтгомери угодит под забрало королевского шлема и вонзится в глаз? Только прорицатели.
Но Руджиери когда-то твердо сказали, что она умрет рядом с Сен-Жерменом. Послушав прорицателей, Екатерина построила свой дворец как можно дальше от него и потому не беспокоилась. Нет уж, ее к Сен-Жермену не заманишь еще много лет. Болезнь болезнью, но умирать королева-мать не собиралась, Блуа от Сен-Жермена далеко.
А врачи были настроены очень пессимистично:
— Мадам, у вас слишком сильный жар!
Утром 5 января 1589 года Екатерина Медичи дышала уже с трудом. Чувствуя, что осталось недолго, она потребовала нотариуса, решив написать завещание, и духовника, чтобы исповедаться. Из завещания королева-мать совсем исключила Маргариту, словно у нее и не было такой дочери, отдав большую часть владений, которые должны бы отойти королеве Наварры, любимой внучке и незаконнорожденному сыну Карла IX. Маркиз Канийак оставался без Оверни, но он об этом никогда не узнал, так как вскоре погиб сам.
Пришел и исповедник, хотя Екатерина Медичи твердо верила, что это не последний день жизни. Однако ее собственного исповедника рядом не было, потому в комнату вошел королевский, из числа новых, которого королева-мать не знала.
— Как вас зовут?
— Жюльен де Сен-Жермен, мадам.
Никто не понял, почему так побледнела Екатерина Медичи…
Маргарита проснулась необычно рано, ощущая смутное беспокойство. Мало того, она не осталась в комнате, а неожиданно для всех отправилась на прогулку, несмотря на январское ненастье. Что чувствовала королева Наварры, нелюбимая дочь Екатерины Медичи? Она и сама не могла бы объяснить. Просто долго стояла на ледяном ветру, даже не стряхивая налипавший на капюшон снег. Руки и ноги закоченели, но сердце почему-то заставляло смотреть вдаль, туда, где на расстоянии многих лье лежал прекрасный и страшный Париж, где в Блуа жили ее мать и брат. Нутром она чувствовала, что там что-то происходит, только вот что? И чего ей бояться?
Время перевалило за полдень, снег прекратился, хотя ледяной ветер не стихал, а Маргарита все стояла, и никто не решался к ней подойти, все понимали, что она что-то чувствует…
А потом неожиданно отпустило… Королева вернулась в дом, потребовав горячую ванну. Она все же умудрилась простыть, но хотя сильный организм смог справиться с болезнью довольно быстро, все же весть из Блуа застала ее в постели.
Умерла королева-мать Екатерина Медичи, женщина, столько лет, по сути, правившая Францией за своих сыновей!
У Маргариты даже дыхание остановилось. Королева поняла, что именно происходило, пока она стояла на крепостной стене, вглядываясь в даль сквозь снежные вихри… Екатерина Медичи ненадолго пережила Генриха де Гиза, и хотя она давно болела, известие о смерти столь сильной женщины потрясло всех.
Сначала дочь просто плакала, потому что как бы ни была зла на королеву-мать, как бы ни была на нее обижена, это все же мать. Никогда не чувствовавшая со стороны Екатерины любви, Маргарита давно отвечала тем же, трудно любить того, кто тебя ненавидит. Слезы катились по щекам, тихие и горькие.
Что оплакивала, лежа на кровати замка Юсон на вершине горы, в своем заточении, Маргарита де Валуа, дочь Екатерины Медичи? Нет, не смерть матери, а несостоявшуюся материнскую любовь, несложившиеся дочерние чувства, свою сломанную по воле матери судьбу и тоскливое одиночество. Не облегчение, а невыразимую горечь принесло опальной дочери сообщение о смерти матери. Какой счастливой могла бы быть ее собственная жизнь, не мешай Екатерина!
Только на следующий день Маргарита оказалась в состоянии подумать о будущем. Что изменилось? Она вдруг поняла, что многое. Вокруг оставались все те же стены Юсонского замка, а вдали горы, по-прежнему Париж был далеко, и о ней никто не вспоминал, но как раз это и хорошо.
Маргарита вдруг осознала, что теперь ей нечего бояться! Правда, королева недооценила опасность, позже она поняла, что для нее еще далеко не все закончилось, но тогда вдруг показалось, что главная угроза жизни отведена! Король всегда поступал так, как советовала королева-мать, это она заманила дочь в ловушку, чтобы королеву Наварры могли арестовать. Ей куда больше, чем Генриху, мешала опальная Маргарита, потому что могла стать знаменем для Гизов, к тому же королева-мать намеревалась женить Генриха Наварру на своей любимой внучке, выбросив вон собственную дочь, как ненужную игрушку!
Но Екатерины Медичи больше не было, значит, не было дурных советов Генриху Валуа. Не было той, что распоряжалась судьбой Маргариты, как жизнью своей болонки, которая никогда не считалась ни с ее желаниями, ни даже со смертельной опасностью для дочери. Королевы-матери больше не было, значит, Маргарита свободна! Ну… почти свободна!
Господи, какое же это оказалось великолепное чувство! Ведь даже на расстоянии, даже сидя в своем орлином гнезде в Юсоне, она невольно все поступки соизмеряла с мнением далекой и враждебной матери. Только теперь Маргарита вдруг осознала, насколько они с матерью ненавидели друг дружку. Ненавидели и боялись — Маргарита всю жизнь, а королева-мать последние годы.
Именно из-за этого страха перед переставшей подчиняться в каждое мгновение жизни дочерью Екатерина Медичи старалась уничтожить королеву Наварры, а когда не удалось — хотя бы упрятать подальше с глаз. Маргарита не сомневалась, что проживи мать дольше, она смогла бы достать строптивую дочь и в Юсоне. Замок нельзя взять штурмом, но всюду может проникнуть подлый убийца с тем же ядом, изготовленным ловкими Руджиери. Получалось, что смерть Екатерины Медичи спасла ей самой жизнь?
Сознавать это было страшно и легко одновременно.
Теперь оставались два Генриха. Пожалуй, в пику Наварре король Франции мог выпустить пташку из юсонской клетки на волю и даже вернуть в Париж. Маргарита невольно, точно боевая лошадь при звуке трубы, подтянулась, будучи почти в полной уверенности, что теперь-то уж брат вернет ее обратно ко двору и они вместе попьют кровь Генриха Наварры. Обижаться на мужа Маргарите было за что.
Ознакомительная версия.
