И, наконец, увидел.
Маленький красный предмет лежал под кроватью у ножки.
– Взгляните.
Изабелла поспешила к нему, склонилась над вещью, которую граф держал на ладони, и тот ощутил свежий запах ее волос.
– Пуговица, – растерянно пробормотала она.
– Да. Скорее всего, от мужского жилета.
– Нет, это от одного из платьев Минни. Она время от времени заходит сюда, чтобы стереть пыль. Я верну пуговицу ей. – Покачивая бедрами, Изабелла подошла к туалетному столику, положила туда находку, затем опустилась на колени и начала собирать вытряхнутые из ящиков книги, свечи, бумаги. – А где был прошлой ночью ваш отец?
– Дома, – машинально ответил граф, подбирая тонкую черную рубашку, сквозь которую просвечивала ладонь. Услужливое воображение уже надевало ее на Изабеллу. В ней она предстала бы во всей красе… полные груди… крутые бедра… темный холмик Венеры…
– Вы уверены? С ним кто-нибудь был?
– С кем?
– С Линвудом. – В голосе девушки появились нотки раздражения. – Да, он заболел. Но может, поправился настолько, что пришел сюда?
– Нет, вечером с ним случился новый удар. Врач дал ему снотворного и остался на всю ночь. – Керн вдруг с облегчением вздохнул. – Мой отец не мог этого сделать.
– Но он мог послать кого-нибудь другого выполнить черную работу. Нанять какого-нибудь мерзавца и договориться обо всем еще до болезни.
– Нет. Слуги мне верны, в дом больше никто не приходил. – Керн удовлетворенно швырнул изящную рубашку в кучу. И она полетела, словно одеяние злой волшебницы. – Если Линвуд этого не делал, значит, он не убивал вашу мать.
Изабелла нахмурилась, будто имела собственное мнение на этот счет.
– Тогда грабителем, вероятно, был лорд Реймонд. Он узнал о приданом, решил, что дело зашло слишком далеко и нужно любыми способами завладеть дневником Авроры.
– Я говорил с ним утром, когда он приезжал, чтобы помолиться у постели отца. Клянусь жизнью, он не знал о приданом. – На самом деле, услышав о решении брата, его преподобие изрек такое цветистое проклятие, которое до глубины души потрясло бы его воспитанных прихожан.
Но убийца ли он? Если нет, тогда зачем маркиз предложил Изабелле деньги? Керн попытался представить, как брат Хатуэя громит спальню бывшей любовницы, а потом ранит женщину ножом.
– Он уважаемый служитель церкви и не стал бы врываться в бордель среди ночи.
Изабелла подняла с пола веер, попыталась расправить страусиное перо.
– Стал бы. Как делал прежде, о чем мама рассказывала в своих воспоминаниях.
– Делал прежде? – Граф недоверчиво обвел рукой учиненный погром. – Дайте мне дневник, я хочу посмотреть это место.
– Вы меня не так поняли. – Изабелла прикрыла веером лицо, глядя поверх перьев, словно наложница. – В дневнике говорится, что он предпочитал являться под покровом темноты. Когда никто из влиятельных лиц не мог заметить его.
– Позднее свидание не то же самое, что вандализм и разбой. Бандитизм скорее присущ негодяю вроде Терренса Диккенсона.
Изабелла опускала веер, пока кончики перьев не коснулись ее груди. Провожая его взглядом, Керн понял, что завидует этой вещице.
– Нельзя исключать и Тримбла, – произнесла она удивительно бесцветным тоном. – Похоже, он знает гораздо больше, чем говорит.
Он знает, кто такой Аполлон.
Керн сдержался и не напомнил ей об отце, которого Изабелла так презирала.
– Есть много людей, которые могли желать, чтобы дневник исчез навеки.
Веер опустился ниже пояса.
– Они его не найдут. Никогда.
Незатейливая игра веером возбудила Керна. И вопреки его воле жар охватил чресла. Неужели она нарочно его соблазняла?
Он со стуком задвинул ящик.
– Есть и другая возможность. – Мысль зрела где-то на периферии его сознания. – Хорошо ли ваша мать ладила с Дианой и Калландрой?
– Достаточно хорошо, – нахмурилась Изабелла. – Конечно, они время от времени ссорились, но не больше, чем другие близкие подруги. А какое это имеет отношение к грабителю?
– Грабителем может оказаться одна из живущих здесь женщин.
Веер выпал у Изабеллы из рук, лицо стало ледяным. Она шагнула к Керну.
– Вы не можете… не смеете… Чтобы моя тетушка…
– Простите, но я заметил враждебность между Калландрой и Дианой. Если кто-то из них по неизвестной причине недолюбливал вашу мать, ненависть могла излиться на ее вещи.
– Нет! – Изабелла затрясла головой. – Чепуха! Тетя Кэлли и тетя Ди всегда бранились, но они не подлые… не злые. Я никогда не замечала в тетушках вероломства.
К сожалению, приходилось разбивать ее иллюзии.
– Изабелла, когда я в первый раз оказался в этом доме, кто-то оставил мне открытой дверь. Кто-то сообщил, когда остальные женщины ужинают, и я мог застать вас одну. Кто-то же вас предал за золотую монету. И этим человеком была Калландра.
Губы девушки беззвучно раскрылись. Керн увидел, какую причинил ей боль.
– Извините, – хрипло произнес он. – Наверное, вы знаете этих женщин не настолько хорошо, как думаете. Где была Калландра прошлой ночью?
Словно внезапно ослабев, Изабелла оперлась о спинку кровати.
– Она ждала, когда я приеду из оперы, а потом ушла в свою комнату на половине слуг.
– Или выскользнула из дома и явилась сюда.
– Абсурд. Зачем Кэлли понадобился дневник?
– Возможно, там содержится что-то для нее неприятное. Может быть, она искала не дневник, а нечто иное.
– Например? – скептически осведомилась Изабелла.
– Что-нибудь, на чем можно выместить ненависть к Авроре, – сказал граф, подумав: «Она, должно быть, ненормальная». Он вывел Изабеллу в будуар и взял с туалетного столика пустой флакон из-под духов. – Если грабитель искал дневник, он вряд ли рассчитывал найти его здесь. А румяна? Зачем резать платья вашей матери? Все это действия, продиктованные лютой ненавистью.
– Просто грабитель был разъярен неудачей, вот и все. – Изабелла пододвинула к себе пустую баночку, нервным движением смахнув в нее рассыпанную на столе пудру. – Меня не удивляет, что вы представляете моих тетушек злыми. И не верите, что преступление мог совершить кто-нибудь из вашего круга. Ведь гораздо легче обвинить проститутку.
– Ошибаетесь. – Керн взял ее за плечи. – Поверьте, я понимаю, что при определенных обстоятельствах даже воспитанный человек способен превратиться в дикаря.
В этот момент он испытывал побуждение, которое не имело отношения к насилию, но которое можно было назвать инстинктивной жаждой близости.
Коснуться ее было роковой ошибкой. Ему захотелось скользнуть руками вниз, исследовать склоны и долины, которые он рисовал в воображении. Он жаждал успокоить девушку, защитить от холодной неприкрытой ненависти. А вместо этого посеял сомнение в верности женщин, которые ее вырастили.
